Виктор Шейнис и российская электоральная реформа 1993 года

Гельман В.Я.

Аннотация

Виктор Шейнис сыграл ключевую роль в трансформации российской избирательной системы в ходе электоральной реформы 1993 г. Ему удалось предложить и воплотить в жизнь новую для России смешанную несвязанную избирательную систему, что внесло существенный вклад в российскую электоральную и партийную политику. В целом, эффекты электоральной реформы оказались весьма продуктивными с точки зрения строительства демократических институтов в России, несмотря на ряд ее дефектов (несвязанный характер избирательной системы, петиционный механизм выдвижения кандидатов, недостаточное внимание к регулированию избирательного процесса). Этот результат преобразований стал возможен, прежде всего, благодаря тем усилиям, которые предпринял Шейнис как политик и как ученый-эксперт, воспользовавшись «окном возможностей», открывшимся для электоральной реформы в России после роспуска парламента в сентябре 1993 г.


Масштабные реформы избирательных систем – явление не столь частое в современном мире, и уж тем более эти реформы редко связаны с именами конкретных политиков и экспертов. Причины этого явления очевидны: главными агентами электоральных реформ, как правило, служат политические партии, которые оказываются заинтересованными в кардинальной смене сложившихся «правил игры» лишь под давлением обстоятельств. Исключением из этого правила стала волна реформ избирательных систем, поднявшаяся в начале 1990-х гг. после краха коммунистических режимов в странах Восточной Европы и Евразии. Но и в этих странах электоральные реформы по большей части носили имперсональный характер. Если в тех же Польше, Венгрии или Чехословакии (до ее распада) реформы избирательных систем стали результатом «торга» посткоммунистических партий с партиями-преемницами прежних правящих компартий [3; 5], то в ряде стран Евразии от Беларуси до Казахстана новые правящие группы после распада Советского Союза стремились «законсервировать» избирательные системы, унаследованные ими от советского периода.

На этом фоне российский случай электоральной реформы 1993 г. представляет собой важное исключение. Во-первых, эта реформа стала в значительной мере побочным продуктом не межпартийных переговоров, а конфликта между президентом и парламентом России. Во-вторых, этой реформой со всеми ее достоинствами и недостатками Россия оказалась обязана главным образом лишь одному реформатору – Виктору Шейнису. Без его первостепенного вклада не только основные контуры, но и многие детали российской избирательной системы неизбежно приобрели бы качественно иной характер, а характеристики российской Государственной Думы и партийной системы страны в 1990–2000-е годы оказались бы совершенно другими.

В известной мере Шейнис оказался главным реформатором российской избирательной системы в силу стечения обстоятельств. Его предшествующая научная карьера отнюдь не была связана с исследованиями в данной области знания (таковых в СССР не проводилось вообще). Шейнис много лет успешно изучал политическую экономию стран «третьего мира» и получил широкое признание в эпоху перестройки как публицист, выделявшийся на общем фоне вдумчивым и глубоко фундированным анализом текущих политических проблем нашей страны. Последующий путь Шейниса в парламентскую политику, подробно описанный им самим [12: Т. 1], – через политические клубы [10] и последующее выдвижение и избрание на Съезд народных депутатов и позднее в Верховный Совет РСФСР – отчасти был характерен и для ряда других интеллигентов-«шестидесятников» перестроечного времени. Но если после августа 1991 г часть из этих деятелей вернулась к прежней деятельности в сфере науки и культуры и/или разочаровалась в политике, то Шейнис, напротив, на протяжении всего периода 1990-х гг. активно участвовал в строительстве демократических институтов, будучи одним из наиболее глубоко образованных и квалифицированных российских политиков своего времени (и не только).

Если среди российских экономистов в начале 1990-х представления о рыночных преобразованиях (пусть заведомо частичные и неполные) уже пробивали себе дорогу [6], то знаний о политических институтах и об их эффектах в России, где политическая наука только-только получила официальное признание как дисциплина в период перестройки и еще не успела даже встать на ноги, остро недоставало. Поэтому российским реформаторам приходилось с места в карьер, отчасти по наитию, отчасти исходя из текущей конъюнктуры, решать многие важные проблемы политических преобразований в стране. Немаловажную роль сыграл и тот факт, что, в отличие от стран Восточной Европы, в России после августа 1991 г. процесс партийного строительства оказался «заморожен» [9]. В отсутствие выборов новые партии не могли стать значимыми политическими игроками в ходе преобразований. Довольно рыхлые коалиции как сторонников, так и противников президента и правительства России строились на непартийной основе, в то время как партии не играли значимую роль в принятии политических решений. Неудивительно, что процесс создания новых политических институтов в России почти неизбежно оказался персонализированным. В такой ситуации именно Шейнису, одному из наиболее подготовленных к решению этих задач специалистов, сочетавшему роли политика и ученого-эксперта, довелось стать «отцом-основателем» российской избирательной системы.

Электоральная реформа: «история успеха» Шейниса

«Точкой отсчета» для российской электоральной реформы послужила избирательная система, которую Россия унаследовала от выборов на Съезд народных депутатов РСФСР 1990 г. – мажоритарное голосование в одномандатных округах. Шейнису, как и другим наблюдателям российской политики, были наглядно видны ее недостатки: такая избирательная система не создавала значимых стимулов для партийного строительства и обрекала парламент на слабую и подверженную многочисленным манипуляциям политическую структуру [12: Т. 2]. Вместе с тем у действующих депутатов российского парламента, как и у их коллег во многих других странах, не было никаких значимых стимулов к электоральным реформам: они были заинтересованы прежде всего в своем переизбрании на предстоящих выборах, и сохранение прежней избирательной системы как нельзя лучше отвечало этим интересам. Их устремления отражал проект закона о выборах, подготовленный в 1992–1993 гг. в соответствующем комитете Верховного Совета России под руководством депутата В.Балалы, который, по сути, закреплял прежнюю мажоритарную систему выборов в одномандатных округах с голосованием в два тура.

Альтернатива этому проекту, которую разработали и предложили весной-летом 1993 г. Шейнис и сотрудничавшие с ним эксперты (в «команде» Шейниса было немало высококвалифицированных специалистов – юристов, историков и страноведов; среди его соратников надо особо отметить прежде всего А.Собянина и О.Каюнова), носила поистине революционный характер. Введение выборов половины депутатов по общефедеральному избирательному округу не просто кардинально меняло «правила игры» в российской электоральной политике, но влекло за собой преобразование как нижней палаты парламента, так и партийной системы страны.

В своем аналитическом и мемуарном двухтомнике «Взлет и падение парламента: переломные годы в российской политике (1985–1993)» Шейнис детально и скрупулезно анализирует разработку и принятие положения о выборах, согласно которому прошло голосование в Государственную Думу в декабре 1993 г. Этим аспектам посвящена целая глава книги [12: Т. 2, гл. 23]. Парадокс реформы, направленной на демократизацию избирательной и партийной системы страны, состоял в том, что она едва ли оказалась бы возможной в демократических условиях. Скорее всего, в ходе рутинной процедуры голосования в Верховном Совете за основу был бы принят вариант Балалы, направленный на поддержание политического статус-кво в парламенте и ставивший высокие барьеры на пути становления партийной системы. В этом убеждает опыт Украины, где именно по такой избирательной системе были проведены выборы Верховной Рады в 1994 г.: 168 из 338 избранных в первых двух турах депутатов оказались «независимыми» (вне партий), самая крупная на тот момент партия страны – КПУ – располагала лишь четвертью из заполненных в парламенте мест, и еще четверть мест распределилась между 13 другими партиями [1]. Примечательно, что Украина на следующих выборах в Верховную Раду 1998 г. также перешла к смешанной избирательной системе, во многом взяв на вооружение ту электоральную формулу, что была внедрена в 1993 г. в России благодаря реформе Шейниса.

Вместе с тем предложение о резервировании половины парламентских мандатов для списков еще не созданных партий вызывало непонимание и/или неприятие и у значительной части российских политиков, выступавших с реформаторских позиций. И, хотя сам Шейнис наряду со своими соратниками по фракции «Согласие ради прогресса» на Съезде народных депутатов России выступал против роспуска Съезда и Верховного Совета, который произошел 21 сентября 1993 г., нельзя не признать, что эти события, ставшие важным шагом на пути последующей авторитарной трансформации страны [7], открыли то окно возможностей для электоральной реформы в России, которое в противном случае могло бы оставаться закрытым надолго, если даже не навсегда.

Необходимо отдать должное усилиям Шейниса, который на протяжении нескольких месяцев лета–осени 1993 г. систематически продвигал свой проект электоральной реформы как в среде российского политического класса, так и в средствах массовой информации. Оценивая эти усилия с сегодняшних позиций, можно сказать, что Шейнису успешно удалось сформировать повестку дня в пользу своего проекта, в то время как альтернатива в виде проекта Балалы во многом оказалась дискредитирована самим фактом принадлежности его разработчиков к лагерю противников Ельцина. Но самое главное – в обстановке институциональной неопределенности, возникшей в России сразу после роспуска парламента, именно Шейнис при поддержке его союзников в ельцинском лагере предпринял огромные усилия для воплощения своего проекта в жизнь. Ему удалось дважды преодолеть сопротивление чиновников президентской администрации, которые по собственной инициативе кардинально пытались изменить проект Шейниса, снизив долю мандатов по общефедеральному избирательному округу с 1/2 до 1/3 от общего числа депутатов. Такое снижение грозило серьезно ослабить партии в качестве основных участников парламентской политики и заметно ограничить их влияние на выборах: стимулы к созданию сильных и устойчивых партий могли оказаться подорваны. В ходе этой борьбы в конечном итоге, по свидетельству Шейниса, решающее слово осталось за Ельциным. Лишь получив в ходе личной встречи, состоявшейся 30 сентября 1993 г., заверения С.Ковалева в том, что «введение пропорциональной системы даст демократам шанс на победу», Ельцин дал добро на реализацию электоральной реформы в ее изначальном варианте [12: Т. 2, 619]. Как известно, эти ожидания в ходе выборов в декабре 1993 г. не реализовались, после чего Шейнис навсегда лишился доступа к Ельцину, а российская электоральная формула позднее, в 1994–1995 гг., стала объектом новой серии атак со стороны президентской администрации (на сей раз она также оказалась безуспешной, но уже по иным причинам). Без преувеличения можно сказать, что Шейнис, исключительно благодаря своему упорству и настойчивости, смог провести в жизнь разработанную им электоральную реформу практически в полном объеме, несмотря на то что условия для ее реализации в 1993 г. носили весьма неблагоприятный характер. Этот случай остается уникальным не только в современной истории России, но и в сравнительном контексте.

Важнейшие институциональные элементы российской электоральной реформы 1993 г. – распределение 50% мандатов между списками политических партий, система относительного большинства в одномандатных округах и 5-процентный заградительный барьер – с некоторыми важными изменениями в основном сохранились и три десятилетия спустя. Вместе с тем политическая составляющая электоральной реформы изменилась до неузнаваемости, и из инструмента обеспечения равноправной конкуренции на выборах (к чему прилагал свои усилия Шейнис) сегодня российская избирательная система стала инструментом поддержания электорального авторитаризма, о чем с горечью писал и сам автор электоральной реформы [13]. Однако к собственно содержанию реформы 1993 г. все эти трансформации отношения не имели. Поэтому по прошествии тридцати лет после электоральной реформы стоит оценивать не столько последующие изменения избирательной системы в ходе автократизации российской политики в 2000–2020-е гг. [7: Гл. 4–5], сколько ее непосредственные эффекты в 1990-е и начале 2000-х гг.

Электоральная реформа: pro et contra

Уже по прошествии первых двух циклов выборов в Государственную Думу 1993 и 1995 гг. стало ясно, что российская электоральная реформа оказалась достаточно успешной, в целом оправдывающей теоретические ожидания [8; 9], хотя ее политические последствия оказались далеки от надежд и Шейниса, и ряда других политиков, поддержавших реформу. Высокая доля депутатов, избранных по пропорциональной части избирательной системы, способствовала превращению партий в ключевых игроков парламентской политики и стала важнейшим стимулом для партийного строительства. Она также способствовала как росту партийной фрагментации (характерному для ряда посткоммунистических стран), так и высокой идейной поляризации российской партийной системы. В то же время голосование по системе относительного большинства в одномандатных округах оказалось благоприятным главным образом для связанных с субнациональными элитами местных нотаблей, которые, как правило, придерживались умеренных идейных позиций; тем самым идейная поляризация партийной системы отчасти оказывалась сбалансированной. Наконец, 5-процентный заградительный барьер в России (как и в ряде других посткоммунистических стран) на стадии формирования партийной системы стал надежным фильтром, который позволил отсечь маргинальные партии и политиков от политического представительства, несмотря на то что доля голосов, поданных за эти партии, оказалась достаточно велика (свыше 46% на думских выборах 1995 г.). После выборов 1999 г., в третий раз подряд проходивших в рамках одной и той же избирательной системы [14], эти тенденции казались закрепившимися в контурах российской партийной системы. Таким образом, главная задача электоральной реформы 1993 г. была выполнена достаточно успешно.

Вместе с тем электоральная реформа 1993 г. содержала в себе немалое число недочетов и изъянов, часть из которых позднее оказалась неустранимой в ходе разработки и доработки законов «Об основных гарантиях избирательных прав граждан Российской Федерации» (1994) и пакета других избирательных законов (1995–1999). К ним прежде всего стоит отнести следующие.

Во-первых, несвязанный характер российской смешанной электоральной формулы, впервые опробованной на выборах 1993 г. и сохраняющейся и по сей день. Хотя для Шейниса, по его собственным словам, образцом при проведении электоральной реформы служил опыт Западной Германии [12: Т. 2, 584], однако его знания о механизмах функционирования германской избирательной системы на момент реформы 1993 г. были явно недостаточны. Сам Шейнис об этом пишет почти что скороговоркой, но могу засвидетельствовать, что о различиях между связанными и несвязанными смешанными избирательными системами Шейнис узнал, лишь побывав в качестве наблюдателя на выборах в Бундестаг осенью 1994 г.: к тому времени внести принципиальные изменения в электоральную реформу уже не было никакой возможности. Таким образом, институциональный трансферт электоральной формулы из Германии в Россию оказался частичным и неполным, что не преминуло сказаться на ее политических эффектах. Результатом внедрения в России несвязанной электоральной формулы стал бурный рост числа «независимых» внепартийных депутатов (130 депутатов в 1993 г. и 77 депутатов в 1995 г.). Несвязанный характер электоральной формулы не только существенно тормозил структурирование партийной системы, но и делал независимых депутатов объектами различных манипуляций со стороны президентской администрации [12: Т. 2, 581], а уже позднее, после выборов 2003 г. в Государственную Думу, повлек за собой их массовую кооптацию в состав «Единой России». Справедливости ради стоит отметить, что и в ряде других посткоммунистических стран (Болгария, Грузия, Литва) смешанная избирательная система также была использована в несвязанном варианте, и в итоге достоинствами немецкой избирательной системы посткоммунистические политики смогли воспользоваться далеко не в полном объеме.

Во-вторых, петиционный принцип выдвижения кандидатов и партийных списков, который был изначально предложен Шейнисом, начиная с самых ранних вариантов проекта электоральной реформы, оказался очевидно непригодным инструментом номинации. С одной стороны, он не мешал политическим предпринимателям, располагавшим значительными ресурсами для сбора подписей в поддержку выдвижения, обеспечивать выполнение этого требования всеми доступными средствами (включая принуждение и фальсификации). С другой стороны, предоставление избирательным комиссиям права верификации подписей создавало стимулы для многочисленных злоупотреблений этим правом в политических целях. Казалось бы, в 1993 г. введение избирательного залога в качестве основного и единственного инструмента для номинации кандидатов и списков (широко практикуемое в ряде других стран) было вполне возможной инновацией, но Шейнис и его соратники прошли мимо такой возможности. Лишь после долгих дискуссий в 1999 г. избирательный залог был введен в законодательство в качестве дополнительного (альтернативного) механизма номинации, но уже в 2009 г. эта законодательная норма была отменена. Как представляется, Шейнис и его соратники во многом ориентировались на опыт (в том числе и свой собственный) многочисленных петиционных кампаний периода перестройки, когда обилие подписей граждан в поддержку тех или иных общественных инициатив служило косвенным свидетельством их массовой поддержки – игнорировать эти подписи властям было порой, что называется, себе дороже. Однако экстраполяция прежнего петиционного опыта в реальность новой постперестроечной России оказалась обманчивой, и в итоге внедрение петиционного механизма в электоральную практику после 1993 г., несмотря на благие намерения инициаторов, обернулось своей противоположностью.

В-третьих, уделив в ходе российской электоральной реформы первостепенное внимание продвижению смешанной электоральной формулы, Шейнис и его соратники не могли учесть ряд других важных аспектов преобразований. В частности, на периферии реформы оказались не менее важные в отношении обеспечения честности и прозрачности выборов аспекты регулирования избирательного процесса (electoral governance). Часть этих аспектов в положении о выборах в Государственную Думу 1993 г. были прописаны лишь в самом общем виде, часть из них изначально не рассматривалась авторами положения как первостепенно важные, а часть норм оказалась испорчена в результате поправок в текст положения о выборах, которые вносили юристы президентской администрации [8]. Речь шла о таких элементах избирательного процесса, как финансирование избирательных кампаний, регулирование деятельности средств массовой информации по освещению выборов, разрешение электоральных споров между участниками кампаний и публикация результатов голосования. Проблемы, вызванные дефектами регулирования избирательного процесса, впервые проявили себя вскоре после парламентских выборов 1993 г., когда неполная публикация итогов голосования и отказ Центризбиркома предоставить данные для публичного доступа к ним спровоцировали обвинения в фальсификации выборов и одновременно проходившего конституционного референдума 1993 года [11], ставшие, в свою очередь, предметом последующих дискуссий специалистов [2]. Стоит иметь в виду, что часть из этих недоработок и дефектов удалось устранить в ходе «работы над ошибками» в последующих раундах изменений законодательства (в частности, была введена норма об обязательной публикации результатов всех голосований в полном объеме). Но часть инноваций, внедренных в ходе электоральной реформы 1993 г., – особенно в части медиа-регулирования и финансирования избирательных кампаний – оказалась неустранима, послужив основанием для ряда электоральных манипуляций как в 1990-е гг. [4], так и в особенности в ходе последующих авторитарных трансформаций российской электоральной политики.

Во многом эти недочеты и изъяны российской электоральной реформы 1993 г. оказались неизбежны. Проект положения о выборах готовился и принимался в спешке, и многие его нормы оказались импровизацией, которая повлекла за собой непродуманные решения и непреднамеренные последствия. Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что обсуждения электоральной реформы на всех стадиях ее разработки [12: Т. 2, гл. 23] носили, скорее, политический, нежели экспертный характер, и они лишь в малой мере опирались на знания международного опыта (как демонстрирует пример со смешанной несвязанной электоральной формулой). К чести Шейниса и его соратников, они уже в ходе работы Государственной Думы всеми силами пытались устранить ряд допущенных ими недочетов и изъянов электоральной реформы, но к тому времени их возможности оказались куда более ограниченными, нежели до принятия положения о выборах 1993 г. Идеальных институциональных изменений в целом и электоральных реформ в частности, наверное, не бывает нигде в мире, и на общем фоне российских посткоммунистических преобразований вклад электоральной реформы 1993 г. в строительство демократических институтов можно оценить на твердую «четверку». В значительной мере этому результату наша страна обязана Шейнису.

Уроки электоральной реформы

Осенью 2023 г. российская электоральная реформа 1993 г. предстает как эпизод весьма отдаленного прошлого. Действительно, строительство демократических институтов, над которым трудился Шейнис и его соратники, повернуто вспять. Это означает, что на новом витке демократизации, если он когда-то произойдет в России, потребуются не меньшие, а даже большие усилия по строительству новых демократических институтов, включая и российскую избирательную систему. В этом плане рефлексия опыта электоральной реформы 1993 г. полезна не только ретроспективно, но и как источник уроков на будущее. Этих уроков, как минимум, несколько.

Прежде всего ставшее уже традиционным разделение труда между экспертами, которые разрабатывают проекты и планы реформ, и политиками, которые принимают ключевые решения и воплощают в жизнь эти замыслы, не срабатывает в условиях, когда реформы носят действительно кардинальный характер. Для успешных преобразований порой необходимо, чтобы одни и те же реформаторы совмещали в себе обе роли: политиков и экспертов (это необходимое условие далеко не всегда является достаточным). Не случайно авторами ряда экономических преобразований в посткоммунистических странах выступали пришедшие в политику из академического мира Л.Бальцерович, В.Клаус, Е.Гайдар. Имя Шейниса, чей академический и политический опыт счастливо переплелись в 1990-е годы, можно смело поставить в ряд таких реформаторов. Он и его соратники разработали проекты российской электоральной реформы и сами проводили их в жизнь. Скорее всего, если бы Шейнис выступал лишь в одной роли – политика либо эксперта – электоральная реформа проводилась бы иначе, и ее результаты оказались бы совершенно иными. Важнейший урок состоит в том, что непосредственное участие экспертов в выработке и принятии политических решений часто, хотя и не всегда, является оправданным.

При реализации масштабных институциональных изменений неизбежны компромиссы между участниками подготовки, принятия и реализации политических решений на всех стадиях этого процесса. Однако многие компромиссы выхолащивают суть предлагаемых преобразований, и/или делают их заведомо провальными и нереализуемыми. Российский исторический опыт полон примеров такого рода, и подобная опасность была реальной и в ходе электоральной реформы 1993 г. Тем более стоит отметить принципиальный подход Шейниса, который готов был в ходе продвижения проекта электоральной реформы жертвовать частными и/или второстепенными деталями своего замысла, но принципиально и последовательно отстаивал главный элемент реформы, электоральную формулу, и стремился использовать все доступные ему средства в этой борьбе. Умение доводить свои замыслы до реализации присуще как экспертам, так и политикам далеко не всегда, и в этом отношении Шейнис преподал урок того, насколько важно реформаторам не отступать перед непониманием и/или неприятием их проектов и как важно умело использовать внезапно открывающиеся окна возможностей для продвижения своих инициатив.

Наконец, чрезвычайно значимым аспектом любых институциональных изменений является как качество экспертизы, так и качество обсуждений предлагаемых проектов на этапе их подготовки. Шейнис и его соратники, изначально будучи далеко не специалистами в сфере электоральных реформ (таковым в России начала 1990-х гг. просто неоткуда было взяться), во многом действовали методом проб и ошибок, пытались опереться на явно неполные знания, отчасти изобретая велосипед и упуская из виду многие весьма важные детали. Они учились на собственных ошибках, хотя многие из них далеко не были неизбежными. Поэтому еще один урок, который стоит извлечь из опыта российской электоральной реформы 1993 г., состоит в том, что проекты и планы институциональных изменений необходимо готовить заранее и на профессиональном уровне – возможно, задолго до того, как настанет время для их воплощения в жизнь.

Справедливости ради стоит отметить, что за прошедшие три десятилетия российское экспертное сообщество сделало очень много для лучшего понимания различных аспектов институциональных изменений и электоральных реформ: исследования, учебные курсы и научные работы играли и продолжают играть важную роль в формировании основ для профессиональной экспертизы в сфере электоральной политики и не только, и могут стать основой для подготовки будущих преобразований. Не будет преувеличением утверждать, что спустя три десятилетия после бурного и противоречивого периода реформ 1990-х гг. наша страна в интеллектуальном плане в 2020-е гг. куда лучше готова к осмысленному, целенаправленному и последовательному строительству демократических институтов, нежели в начале 1990-х, несмотря на то что политические условия для этого сегодня заведомо неблагоприятны и для многих наблюдателей перспективы демократизации России кажутся почти что немыслимыми. Поэтому уроки политических реформ 1990-х гг. (включая и проведение электоральной реформы) будут востребованы и переосмыслены следующими поколениями политиков и экспертов – вопрос состоит лишь в том, когда именно, при каких условиях и в каком ключе это переосмысление произойдет.

Поступила в редакцию 05.09.2023, в окончательном виде 25.09.2023.


Список литературы

  1. Birch S. Electoral Systems, Campaign Strategies, and Vote Choice in the Ukrainian Parliamentary and Presidential Elections. – Political Studies. 1998. Vol. 46. No. 1. P. 96–114.
  2. Filippov M., Ordeshook P.G. Who Stole What in Russia’s December 1993 Elections. – Demokratizatsiya: The Journal of Post-Soviet Democratization. 1996. Vol. 5. No. 1. P. 36–52.
  3. Geddes B. Initiation of New Democratic Institutions in Eastern Europe and Latin America. – Institutional Design in New Democracies: Eastern Europe and Latin America / Eds A.Lijphart, C.Waisman. Boulder, CO: Westview. 1996. P.15–41.
  4. Gel’man V. The Iceberg of Russian Political Finance. – Funding Democratization / Eds P.Burnell, A.Ware. Manchester: Manchester University Press, 1998. P. 158–179.
  5. Lijphart A. Democratization and Constitutional Choices in Czecho-Slovakia, Hungary and Poland, 1989–91. – Journal of Theoretical Politics. 1992. Vol. 4. No. 2. P. 207–223.
  6. Васильев С. Интеллектуальная подготовка реформ 90-х. Стенограмма публичной лекции. Москва, Политехнический музей, 8 декабря 2011. Доступ: http://lectures90.gaidarfund.ru/articles/1152/tab1 (проверено 25.09.2023). - http://lectures90.gaidarfund.ru/articles/1152/tab1
  7. Гельман В. Авторитарная Россия: бегство от свободы, или почему у нас не приживается демократия. М.: Говард Рорк, 2021. Гл. 3.
  8. Гельман В. Создавая правила игры: российское избирательное законодательство переходного периода. – ПОЛИС. 1997. № 4. С. 125–147.
  9. Голосов Г. Партийные системы России и стран Восточной Европы. М.: Весь мир, 1999. 152 с.
  10. Сигман К. Политические клубы и перестройка в России: оппозиция без диссидентства. М.: Новое литературное обозрение, 2014. 480 с.
  11. Собянин А., Суховольский В. Демократия, ограниченная фальсификациями. Выборы и референдумы в России в 1991–1993 гг. М.: Проектная группа по правам человека, 1995. 268 с.
  12. Шейнис В. Взлет и падение парламента. Переломные годы в российской политике (1985–1993). М.: Московский центр Карнеги, фонд «Индем», 2005. Т. 1. 702 с.; Т. 2. 771 с.
  13. Шейнис В. Власть и закон. Политика и конституции России в XX–XXI веках. М.: Мысль, 2014. 1088 с.
  14. Шейнис В. Третий раунд (к итогам парламентских и президентских выборов). – Мировая экономика и международные отношения. 2000. № 9. С. 45–61.