Президентские выборы 2024 г. через призму электоральных размежеваний и политических измерений

Коргунюк Ю.Г.

Аннотация

В статье рассматриваются итоги президентских выборов 2024 г. через призму теорий электоральных размежеваний и политических измерений. Базовый принцип здесь – то, что минимальным признаком проводимых выборов является значимая корреляция между электоральными размежеваниями (формируются территориальными различиями в голосовании за разных кандидатов) и противостояниями кандидатов в политическом пространстве. Сделан вывод, что при общей ненормальности ситуации результаты выборов укладываются в понятную политическую логику и не являются плодом чистой фальсификации. Аномально высокий результат В.Путина обеспечен направленной работой всего государственного аппарата, но в большей мере – ограничением выбора избирателей и созданием максимально выгодных условий для инкумбента и максимально невыгодных для его "конкурентов". Выдвинуто предположение о вбросах в пользу Л.Слуцкого в ряде регионов, в частности, в Санкт-Петербурге и Ненецком АО, вероятно, также в Брянской, Вологодской, Курской и Тюменской областях. При этом отмечено, что эти вбросы носили точечный характер и общего расклада не изменили: если и ставилась задача вывести лидера ЛДПР на второе место, то результат достигнут не был. Отмечается также слом прежней тенденции – когда главным политическим соперником инкумбента являлся представитель левоконсервативной оппозиции. На президентских выборах 2024 г. В.Путину впервые противостояли не социал-консерваторы, а либерал и "голубь" (пусть и весьма умеренный). Во втором основном политическом измерении, определявшем лицо первого электорального размежевания, напротив Путина стоял не Харитонов или Слуцкий, а Даванков. Социально-экономическое субизмерение – инкумбент против Харитонова и Слуцкого – в девяти случаях окрашивало собой первое ЭР и в шести – второе. Все остальные случаи – противостояние Путина и Даванкова.

---

В современном мире выборы – неотъемлемый элемент политического дизайна подавляющего большинства стран. Это и неудивительно, поскольку они как минимум формально являются республиками и их конституции базируются на концепции народного суверенитета. Механизмом легитимации власти в республиках являются регулярно проводимые выборы. Даже там, где республика лишь фикция, отказаться от них невозможно – как минимум как от ритуала. Поэтому выборы проводились и в сталинском СССР, и в маоистском Китае, и при всех Кимах в КНДР.

Разумеется, состояние и содержательное наполнение института выборов в странах с разными режимами широко варьируются по шкале "авторитаризм–демократия". Где-то выборы – чистая имитация, где-то реальный механизм формирования власти и определения государственного курса, бывают и причудливые сочетания авторитарных и демократических практик.

Наша страна знакома с институтом выборов уже более столетия. Были в его истории периоды и чисто ритуальных выборов, и выборов вполне настоящих. В последние пару десятилетий Россия планомерно дрейфовала в сторону авторитаризма и сегодня с полным основанием может считаться электоральной автократией [13]. О практиках отечественного электорального авторитаризма написана масса работ, а своего рода итог подведен в книге, подзаголовок которой начинается словами «Как российские выборы стали невыборами» [17]. Но насколько этот риторический прием отражает реальное положение вещей?

С электоральной точки зрения сегодняшняя Россия не просто больна ­ – она балансирует на грани между жизнью и смертью. И так же, как в медицине не прекращается спор о том, когда организм следует считать еще живым, а когда уже мертвым, так и политическая наука не утрачивает интереса к тому, остались ли в сегодняшней России хоть какие-то выборы или уже нет.

С медицинской точки зрения организм считается живым, если в нем воспроизводятся хоть какие-то процессы саморегуляции. Наблюдались ли признаки жизни у выборов в новейшей России, в частности, у президентских выборов 2024 г.? Судя по тому, с каким усердием власти отсекали неугодных кандидатов и создавали препятствия для наблюдения, в их глазах таковые, несомненно, были. Ну а на самом деле?

Ответить на этот вопрос поможет, в частности, теория электоральных размежеваний, точнее, та ее модификация, которая занимается изучением выборов как индикатора состояния массового политического сознания. С ее точки зрения, наличие устойчивой значимой корреляции между электоральными размежеваниями (формируются территориальными различиями в голосовании) и противостояниями игроков (кандидатов, партий) в политическом пространстве свидетельствует о том, что выборы худо-бедно (пусть очень худо и очень бедно), но продолжают влачить существование. Если же эта связь не просматривается, то пациент скорее мертв, чем жив.

Теория электоральных размежеваний и политических измерений

Прежде чем перейти к изложению результатов исследования, попробуем договориться о терминах.

В современной литературе о размежеваниях очень много лакун и противоречий. Одними и теми же понятиями нередко обозначаются разные вещи. Употребляя одни и те же термины, авторы зачастую говорят о несовпадающих процессах и явлениях.

В своей классической версии [7] теория размежеваний (cleavages) объясняла эволюцию партийных систем стран Северо-Западной Европы воспроизводящимися на протяжении десятилетий и столетий конфликтами социальных интересов: 1) между центром и периферией (столичными и региональными элитами); 2) государством и церковью (религиозно и секулярно настроенными избирателями); 3) сельскими хозяевами и промышленниками («селом» и «городом»); 4) работодателями и наемными работниками.

Внимание этой теории было практически целиком сосредоточено на социальной стороне процесса, вопрос о политическом содержании размежеваний, по сути, игнорировался, в том числе по причине методологических трудностей. В частности, С.Липсет и С.Роккан воздерживались от отождествления размежевания между работодателями и наемными работниками с политическим противостоянием противников и сторонников социализма, в том числе, наверное, и потому, что так оно выглядело только с одной стороны – со стороны социалистов. С противоположной же, в частности, с точки зрения либералов и либерал-консерваторов, оно виделось как противостояние сторонников и противников демократии (а у социалистов и коммунистов было много и других оппонентов).

Понимание размежеваний как социальных конфликтов (или, как минимум, различий) до сих пор доминирует среди американских исследователей [4], тогда как внимание европейцев постепенно сместилось из сферы социальной в сферу политическую. Этому во многом способствовала схематичность концепции Липсета и Роккана, взиравших как бы из космоса и абстрагировавшихся от многих «несущественных» деталей.

В частности, гипотеза «замороженных партийных систем», согласно которой после введения в Европе в 1920-х гг. всеобщего избирательного права партийные системы этих стран вплоть до 1960-х застыли (freezed) в своем развитии, выглядит убедительно, только если не заметить Второй мировой войны и связанных с нею политических пертурбаций. Никакой «заморозки» в Европе 1930–40-х годов и близко не было. Правильнее сказать, что Европа провалилась на столетие назад, а затем долго отходила от пережитого шока и в 60-е, по сути, едва вернулась в состояние сорокалетней давности.

В принципе одно из слабых мест концепции Липсета и Роккана – попытка объяснить политические процессы исключительно эндогенными факторами, тогда как те в значительной степени обусловливаются и факторами экзогенными, в том числе внешнеполитическими. Так, например, иммиграционный кризис середины 2010-х гг. в Европе, поднявший волну правого популизма, проистекал отнюдь не из внутреннего состояния европейских стран. И такие ситуации не исключение, а скорее правило – взять хотя бы крушения многочисленных империй под давлением «варваров».

Связь между социальными и политическими структурами и процессами не прямая, а достаточно опосредованная и к тому же весьма извилистая – это было очевидно всегда, иначе не возникло бы разделения наук на социальные и политические. Что, правда, не мешало отождествлению понятий из той и другой сфер. Так, термин «размежевание» употреблялся как в собственно социологическом духе, так и для обозначения политических феноменов, породив, в частности, такое понятие, как «политическое размежевание» (political cleavage) [3; 9; 10; 11].

На самом деле «социологические» и «политические» размежевания соотносятся, повторимся, не прямо, и их взаимовлияние не является автоматическим. Как уже приходилось указывать ранее, «политические» размежевания гораздо более подвижны и неустойчивы, чем размежевания «социологические» [16]. Эти два явления существуют как бы в разных временных потоках. В каком-то смысле «социологические» размежевания можно сравнить с рельефом местности, а «политические» – с реками. Ландшафт во многом определяет их характер, создавая каскад горных водопадов или спокойные равнинные реки, но очень опосредованно влияет на количество воды в этих реках. Скажем, в засуху мелеют и пересыхают и горные, и равнинные. Конечно, и водные артерии влияют на рельеф, но далеко не так, как, например, сдвиг тектонических плит.

Может быть, именно из-за сложностей в отношениях политических и социальных процессов политические противостояния в Европе, начиная с 1970-х гг., изучались в рамках не концепции размежеваний, а теории «проблемных» (а по сути – политических) измерений (issue dimensions). Начало этому было положено проектом «Манифесто», чьи авторы выбрали в качестве предмета исследования вопросы (issues) предвыборных платформ и программ политических партий. По большому счету «политические размежевания» теперь правильнее было бы называть «политическими измерениями», но такой типологизации во многом помешали сами участники проекта, на определенном этапе отказавшиеся от расчета размерности политического пространства.

На первых порах для выделения «проблемных измерений» использовался факторный анализ [2], но после того, как результаты показались неудовлетворительными (в том числе потому, что выявилось несовпадение политических измерений и «социологических» кливажей), факторный анализ был отставлен, а вместо него предложена методика, вписывающая позиции партий в единое «право-левое» размежевание [1] (подробнее см. [14; 5]). Термином же «проблемные измерения» стали, в сущности, обозначать предметные области (issue domains), к которым принадлежали те или иные вопросы повестки дня.

В литературе же о «политических размежеваниях» под последними понимались не предметные области, а именно измерения, занимающие ортогональные позиции по отношению к доминирующему «право-левому» размежеванию – социально-экономическому в своей основе.

Однако в данной работе для обозначения политических противостояний использован термин «политические измерения», а «размежевание» (cleavage) оставлено для обозначения так называемых электоральных размежеваний, которые выявляются факторным анализом территориальных различий в голосовании. Будучи практически такими же подвижными и изменчивыми, что и политические измерения, ЭР не могут считаться аналогом «социологических» размежеваний Липсета и Роккана, но не следует забывать, что в своей «классической» форме концепция размежеваний – достаточно спекулятивная конструкция, построенная скорее на общих рассуждениях, нежели на конкретных расчетах. Попытка применить такие рассуждения в эмпирическом анализе чаще всего наталкивается на «сопротивление материала», поскольку реальность намного разнообразнее и неуловимее, чем дефиниции, под которые ее пытаются подогнать.

Преимущество понятия «электоральное размежевание» состоит, во-первых, в том, что подобные размежевания выявляются сугубо эмпирическим путем, посредством факторного анализа результатов голосования за разные партии (кандидатов) в различных территориальных единицах, а во-вторых, в том, что существующие методики позволяют установить наличие у ЭР политической интерпретации и связей с социальной структурой электората.

Постановка задачи

В данной работе описаны электоральные размежевания на президентских выборах 2024 г., политическая интерпретация ЭР и то, насколько она изменилась по сравнению с предыдущими выборами. Заодно мы постарались выяснить, можно ли таким образом обнаружить факты вбросов за определенных кандидатов.

Сразу оговоримся, что нас интересовали вбросы в пользу не столько инкумбента, сколько лидера ЛДПР Л.Слуцкого. Закатывание шаров в пользу В.Путина – секрет Полишинеля; гораздо интереснее, чем голосование за него обусловливалось в первую очередь – вбросами или отсутствием у избирателя реального выбора.

В случае с Л.Слуцким вопрос звучит иначе: были ли вообще вбросы в его пользу, а если были, то в каком масштабе. Дело в том, что Слуцкий – единственный кандидат, в добавлении голосов которому могли быть заинтересованы организаторы выборов. Было важно, чтобы главным «конкурентом» Путина не стал «кандидат за мир», в роли которого вопреки своей воле оказался представитель «Новых людей» В.Даванков. Кандидат от КПРФ Н.Харитонов в этом плане угрозой не являлся, однако резонов подыгрывать коммунистам у власти не было. Она их всегда только терпела, но никогда не любила – во всяком случае не настолько, чтобы позволить заработать дополнительные очки хоть где-то.

Гораздо удобнее в данном качестве был Слуцкий, который после смерти В.Жириновского сделал партию «Единой Россией» для бедных – создатель ЛДПР был гибче и изобретательнее, ему удавалось перехватывать у КПРФ те голоса, которые в любом случае не достались бы «партии власти». Голосование за Слуцкого – это та же поддержка государственного курса во всех его деталях, только более крикливая.

Анализ результатов выборов проведен на трех уровнях: субъектов Федерации, территориальных избирательных комиссий и участковых избирательных комиссий. На уровнях субъектов РФ и ТИКов факторному анализу подвергнута вся совокупность данных, данные же по УИК анализировались по регионам (во избежание аналогии со средней температурой по больнице).

При этом, с учетом усилий по максимизации результатов инкумбента, расчеты проделаны не только по всему массиву данных, но и по совокупностям, выделяемым точками отсечения в рамках нормального распределения.

Поясним. Согласно С.Шпилькину (признан иностранным агентом Министерством юстиции РФ), график нормального распределения явки на выборах должен напоминать колокол Гаусса – с близкой к среднему значению вершиной и стремящимися к нулю флангами [18]; наличие же в нормальном распределении нескольких «горбов» – очевидный признак административных усилий по «накачиванию» явки и результата инкумбента. Мы придерживаемся аналогичного мнения.

Поэтому нами сделаны два отсечения: первый на нижнем пункте после одного из первых «горбов», второй на нижнем пункте перед одним из последних «горбов». Почему необязательно перед самым последним и после самого первого? Всё зависит от количества УИКов в отсекаемых совокупностях: если оно незначительно, то отсечение последнего «горба» даст количество участковых комиссий, не слишком отличающееся от всей совокупности, а отсечение всех «горбов», следующих за первым, – недостаточное для анализа число случаев.

Затем проведено сравнение структуры электоральных размежеваний в трех разных массивах. Существенная разница может свидетельствовать о наличии вбросов в пользу определенных кандидатов. Такие случаи проанализированы после сравнения электоральных размежеваний с политическими противостояниями (измерениями), выявляемыми посредством факторного анализа позиций кандидатов по вопросам актуальной политической повестки.

Методология исследования

Как уже говорилось, в качестве основного метода выявления электоральных размежеваний и политических измерений взят факторный анализ (метод главных компонент).

Факторный анализ доле́й голосов, отданных в различных территориальных единицах за разных кандидатов, позволяет выявить электоральные размежевания, они же – факторы территориальных различий в голосовании. Факторный анализ показывает, результаты каких кандидатов от территории к территории меняются в такт, а каких – в контрфазе, тем самым выделяя основные паттерны их противостояния. Причем фиксируются не только наиболее очевидные связи, которые могут быть обнаружены и корреляционным анализом, но и связи второго и третьего порядка.

Факторный анализ позиций кандидатов по вопросам актуальной политической повестки позволяет свести многочисленные противостояния по отдельным пунктам к неким компактным паттернам, которым, как правило, свойственна наибольшая поляризация позиций.

Отбор вопросов для анализа и простановка оценок позициям кандидатов по ним проведен по методике проекта «Актуальная политическая повестка России в межпартийной дискуссии» [12].

Главным критерием отбора является поляризация позиций кандидатов в ходе предвыборной дискуссии, дополнительным – обращение к вопросу большинства акторов (ситуации на президентских выборах 2024 г. в этом плане коснемся чуть ниже). Позиции по вопросам оцениваются по шкале от –5 до +5, где –5 – резко отрицательная позиция, +5 – резко положительная, а 0 – центристская или отсутствующая.

После того как набор вопросов сформирован и позиции кандидатов оценены, в действие вступает факторный анализ, сводящий противостояния по частным вопросам к крупным водоразделам, которые вслед за Й.Баджем и его коллегами по проекту «Манифесто» [2] названы политическими измерениями (issue dimensions).

В роли переменных (variables) выступают кандидаты, в роли случаев (cases) – вопросы политической повестки. В качестве факторов (политических измерений), заслуживающих исследовательского внимания, по сложившейся традиции рассматриваются те, чье собственное значение (eigenvalue) превышает единицу.

По каждому из выделенных факторов переменным (кандидатам) присваиваются факторные нагрузки (factor loadings), а случаям (вопросам повестки) – факторные оценки (factor scores). Факторные нагрузки показывают, какие кандидаты противостоят друг другу по каждому из факторов: у таких кандидатов наиболее далеко отстоящие факторные нагрузки в диапазоне от -1 до +1 – как правило, с противоположным знаком. Факторные же оценки, присваиваемые вопросам политической повестки, позволяют понять, какие именно вопросы в наибольшей степени поляризуют партийные позиции по каждому из факторов. Наибольшие по модулю факторные оценки у самых острых вопросов, причем, диапазон оценок выходит за пределы –1 и +1.

В рамках проекта «Актуальная политическая повестка» факторный анализ проводится как по всей совокупности вопросов политической повестки (в этом случае выявляются основные политические измерения), так и по отдельным предметным областям, в общем и целом соответствующим т.н. issue domains у Баджа и коллег. В проекте «Актуальная политическая повестка» таких предметных областей четыре: 1) внутренняя политика; 2) социально-экономическая сфера; 3) внешняя политика; 4) мировоззренческие вопросы. Однако, поскольку в актуальную политическую повестку президентской кампании 2024 г. вошло всего 36 вопросов, пришлось ограничиться разбиением этой совокупности лишь на две части, первую составили вопросы внутренней и социально-экономической политики, вторую – внешнеполитические и мировоззренческие вопросы (с добавлением внутриполитических).

Противостояния, выявленные факторным анализом в предметных областях, именуются субизмерениями. Их факторные нагрузки используются в том числе для интерпретации основных политических измерений. С помощью корреляционного анализа факторные нагрузки акторов в основных политических измерениях сопоставляются с их же факторными нагрузками в субизмерениях. Наибольшие по модулю коэффициенты корреляции, как правило, позволяют уточнить интерпретацию основных политических измерений.

Наконец, последний шаг – сравнение конфигурации позиций кандидатов в президенты в политическом и электоральном пространствах. Для этого факторные нагрузки кандидатов в электоральных размежеваниях посредством корреляционного анализа сравниваются с их же факторными нагрузками в политических измерениях и субизмерениях. Если фиксируется сильная корреляция со статистической значимостью меньше 0,05, то считается, что электоральное размежевание имеет определенную политическую интерпретацию. Кандидатов очень мало, так что вся надежда – на низкий p-level, свидетельствующий о малой вероятности случайного характера корреляционной связи.

Если у того или иного электорального размежевания была политическая интерпретация после первого отсечения, но исчезла после второго и во всей совокупности, это повод для более тщательного анализа каждого конкретного случая.

Что касается связи электоральных размежеваний с социальной структурой общества, то на этот раз решено отказаться от ее анализа. Как уже говорилось, социальная база размежеваний меняется гораздо медленнее, чем их политическая окраска. Кратковременные флуктуации экономической конъюнктуры, конечно, способны повлиять на выбор избирателя, но только в рамках уже имеющихся политических парадигм. Даже когда на политическую сцену прорывается некая новая сила, это является следствием не изменения структуры общественных интересов, а разочарования в прежнем идеологическом ассортименте. Изменит ли это структуру политических противостояний и систему связей между конфликтами социальных интересов и новыми партийными игроками, станет ясно лишь в продолжительной перспективе.

Кроме того, проблема, рассматриваемая в настоящем исследовании, не имеет прямого отношения к социальной структуре общества.

Политические измерения

Начнем с анализа политического пространства.

В выборах приняли участие четыре кандидата: В.А.Даванков («Новые люди»), Л.Э.Слуцкий (ЛДПР) и Н.М.Харитонов (КПРФ), а также выступивший в порядке самовыдвижения президент В.В.Путин, получивший поддержку не только «Единой России», но и ряда других партий («Справедливая Россия – За Правду», Российская партий пенсионеров за социальную справедливость, «Родина», Российская экологическая партия «Зеленые» и др.).

В ходе кампании кандидаты, как правило, избегали полемики друг с другом. В.Путин на протяжении всей своей политической карьеры последовательно отказывался от участия в предвыборных дебатах, другие трое также предпочитали не покидать собственных агитационных «пузырей» и атаковали конкурентов лишь тогда, когда были уверены в выигрышности своей позиции. Неудобные темы они преимущественно игнорировали, выдвигая на первый план знакомые и «объезженные».

В результате у подавляющего большинства вопросов из вошедших в актуальную политическую повестку было не более двух «интересантов» (а чаще и вовсе единственный), мнение же остальных участников приходилось выяснять по косвенным признакам – как правило, из документов либо высказываний видных представителей партии, от которых кандидаты были выдвинуты или с которыми были связаны.

Критериями включения вопроса в актуальную повестку служили, во-первых, поляризация позиций кандидатов, а во-вторых, участие в дискуссии представляемых ими партий (как минимум). Причем для инкумбента допускалось «молчаливое» участие, то есть подтверждение своей позиции делом или бездействием.

Всего в актуальную повестку президентской кампании вошло 36 вопросов, из которых четыре относятся к внутриполитической сфере, 18 – к социально-экономической, два – к внешнеполитической, 12 – к мировоззренческой (Лист «Матрица» сводной таблицы «Президентская кампания 2024» [12]).

Коренное отличие данной повестки от сложившейся в межпартийной дискуссии заключается в безусловном доминировании вопросов социально-экономической сферы и абсолютном аутсайдерстве вопросов внешней политики. В межпартийной дискуссии внешнеполитическая тематика значительно опережает по представленности все прочие предметные области: в частности, из 127 вопросов актуальной политической повестки за период с декабря 2023 г. по февраль 2024 г. к внешнеполитической предметной области относятся 49 вопросов – против 16 из внутриполитической, 29 из социально-экономической и 33 из мировоззренческой (Отчет «Президентская кампания 2024» [12]).

Дело в том, что в ходе президентской кампании кандидаты не то что бы не касались внешней политики (такое случалось), но их позиции, как правило, не порождали поляризации. А без этого вести расчеты бессмысленно.

Факторный анализ позиций кандидатов по 36 вопросам политической повестки выявил два основных политических измерения (табл. 1).

Первое из них представляло собой противостояние Н.М.Харитонова и Л.Э.Слуцкого В.А.Даванкову (диагр. 1). Вопросы с наибольшими по модулю факторными оценками – необходимость жесткого внешнеполитического курса, защита традиционных ценностей, выход России из Болонской системы образования, разблокировка соцсетей, отказ от преследования за инакомыслие и идеологического контроля и пр. Данное политическое измерение было проинтерпретировано как «самобытники против западников». В роли «самобытников» выступали Слуцкий и Харитонов, в роли «западника» – Даванков.

Во втором основном политическом измерении В.В.Путин противостоял всем остальным участникам, но прежде всего – В.А.Даванкову (диагр. 2). Вопросы с наибольшими по модулю факторными оценками относились в основном к социально-экономической сфере – перераспределение налогов в пользу регионов и муниципалитетов, отношение к «оптимизации» здравоохранения и образования, индексация пенсий работающим пенсионерам, но присутствовал также вопрос из внутриполитической предметной области (всенародное избрание глав местного самоуправления), а также из мировоззренческой, с внешнеполитическим оттенком – ужесточение миграционной политики. В целом данное политическое измерение интерпретировано как «власть против оппозиции».

Что касается более узких противостояний, то распределять 36 вопросов по четырем областям в данном случае смысла не имело, поскольку только одна из них – социально-экономическая – набрала достаточное количество пунктов (18). В связи с этим было решено пойти другим путем и сформировать две группы. В первую вошли вопросы из внутриполитической и социально-экономической сферы, во вторую – из внутри- и внешнеполитической, а также мировоззренческой (внутриполитические вопросы, таким образом, участвовали в обеих группах).

Факторный анализ позиций кандидатов по 22 вопросам внутриполитической и социально-экономической предметных областей выявил два субизмерения (табл. 2).

Лидировало противостояние между В.В.Путиным, с одной стороны, и Л.Э.Слуцким и Н.М.Харитоновым, с другой (диагр. 3). Наибольшая поляризация отмечена по социально-экономическим вопросам: снижение (ликвидация) НДС, возвращение к прежнему пенсионному возрасту, административное ограничение цен и тарифов, снижение предельно допустимой доли расходов граждан на услуги ЖКХ, возвращение денег вкладчикам 1990-х, отмена (заморозка, снижение) взносов на капремонт многоквартирных домов, отмена системы «Платон» и транспортного налога. Это субизмерение вполне может быть проинтерпретировано как противостояние власти и оппозиции в социально-экономической сфере.

Во втором субизмерении друг другу противостояли В.В.Путин и В.А.Даванков (диагр. 4). Здесь наблюдалась поляризация не только по социально-экономическим вопросам, но и по внутриполитическим: разблокировка соцсетей, отказ от преследования за инакомыслие и идеологического контроля, критика использования на выборах административного ресурса, всенародное избрание глав местного самоуправления. В связи с этим данное субизмерение было интерпретировано как противостояние власти и оппозиции во внутриполитической сфере.

Факторный анализ позиций кандидатов по 18 вопросам внутри- и внешнеполитической, а также мировоззренческой предметных областей выделил только одно субизмерение – противостояние В.А.Даванкова всем остальным участникам выборов (табл. 3).

Наиболее ярко поляризация проявилась в таких вопросах, как ужесточение законодательства об «иностранных агентах», защита традиционных ценностей, разблокировка соцсетей, отказ от преследования за инакомыслие и идеологического контроля. Субизмерение можно интерпретировать как «западники против самобытников», но чтобы не путать его с первым основным политическим измерением, назовем его «ястребы–голуби».

Корреляционный анализ связи позиций кандидатов в основных политических измеренияъ с их же позициями в предметных субизмерениях на этот раз не дал убедительных результатов (табл. 4). У обоих основных политических измерений обнаружились сильные корреляционные связи со всеми субизмерениями, но связи эти оказались статистически ненадежными: нигде p-level не был меньше не только 0,05, но и 0,1.

Первое основное политическое измерение сильнее всего коррелировало с субизмерением «ястребы–голуби», второе – с противостоянием власти и оппозиции во внутриполитической сфере. Однако результаты обесценивались высокой вероятностью случайного характера связи, что, впрочем, и неудивительно, учитывая куцую политическую повестку.

Связь политических (суб)измерений с электоральными размежеваниями на уровне субъектов Федерации и территориальных избирательных комиссий

Анализ нормального распределения явки в 90 субъектах Федерации (включая новоприсоединенные) и территориях за пределами РФ дал очень неровную картину: речь даже не об отдельных «горбах», а о целой «горной гряде». Первое отсечение сделано на уровне явки в 73% (28 субъектов Федерации), второе – на уровне 89% (78).

Факторный анализ доле́й голосов, полученных кандидатами во всех субъектах Федерации, выявил два электоральных размежевания (табл. 5).

Первое из ЭР представляло собой противостояние между В. В. Путиным, с одной стороны, и всеми остальными кандидатами и долями недействительных бюллетеней, с другой (диагр. 5), второе – противостояние Н.М.Харитонова и Л.Э.Слуцкого В.А.Даванкову и долям недействительных бюллетеней (диагр. 6).

Факторный анализ результатов голосования в рамках первого отсечения (28 субъектов РФ) также выявил два электоральных размежевания (табл. 6). Если отвлечься от изменения знаков факторных нагрузок (они в данном случае значения не имеют), то здесь практически те же противостояния, хотя и с небольшими нюансами. В первом электоральном размежевании ниже по модулю факторные нагрузки Даванкова, Харитонова и недействительных бюллетеней, но выше факторная нагрузка Слуцкого, а во втором выше факторные нагрузки Харитонова и Даванкова, но ниже – Слуцкого и недействительных бюллетеней.

Факторный анализ в рамках второго отсечения (78 субъектов РФ) оставил только одно электоральное размежевание, по конфигурации приближавшееся к первому ЭР в рамках анализа всей совокупности регионов (табл. 7).

Корреляционный анализ факторных нагрузок в электоральном и политическом пространствах выявил сильнейшую корреляцию первого электорального размежевания со вторым основным политическим измерением («власть–оппозиция») во всех трех вариантах факторного анализа (табл. 8).

Что касается второго электорального размежевания, то оно имело значимую корреляцию с первым основным политическим измерением («западники–самобытники»), но только для всей совокупности регионов и территорий за пределами РФ. Для регионов в рамках первого отсечения (28 субъектов РФ) связь второго ЭР с первым ПИ имела слишком большой p-level – выше 0,05, хотя и ниже 0,01. Это означает, что существенный вклад в эту связь внесло голосование за пределами РФ, где Даванков получил 16,65% голосов.

Так или иначе, наблюдается своего рода перелом. Впервые за последние 20 с лишним лет второе электоральное размежевание связано не с консервативной, а скорее либеральной (пусть и очень умеренной) оппозицией.

Нормальное распределение явки в 3201 территориальной комиссии также напоминало горную гряду с резким подъемом в самом конце: в 203 ТИКах явка составила 100%, еще в 71 – более 99%. Но в качестве второго отсечения был избран пункт в 93% (2504 ТИКа), а в качестве первого – 49% (140). Факторный анализ во всех трех совокупностях выявил по два фактора (табл. 9).

Корреляционный анализ связей факторных нагрузок кандидатов в электоральном пространстве с их же нагрузками в пространстве политическом (табл. 10) обнаружил, что первое электоральное размежевание во всех совокупностях имело сильную значимую корреляцию со вторым политическим измерением («власть–оппозиция»), а вот второе ЭР на стадиях первого и второго отсечения коррелировало с первым ПИ («западники–самобытники»), а по всей совокупности ТИКов – с противостоянием власти и оппозиции в социально-экономических вопросах. Получается, что именно в 700 территориальных избирательных комиссиях с наибольшей явкой у Харитонова и Слуцкого дисперсия возросла, а у Даванкова и недействительных бюллетеней снизилась.

Это не может не вызывать вопросов. Логика обеспечения максимума голосов инкумбенту подразумевает рост результата В. Путина, и если в выигрыше (как минимум в отдельных территориальных комиссиях) оказываются кандидаты от левоконсервативной оппозиции, это выглядит странно. Конечно, можно предположить, что именно высокие результаты Слуцкого и Харитонова активизировали стремление к максимизации числа голосов в пользу Путина, но тогда почему то же самое не произошло в ТИКах, где наблюдался высокий процент голосования за Даванкова? Ведь, по идее, там ситуация была еще опаснее.

Для прояснения этих странностей рассмотрим результаты выборов на уровне участковых избирательных комиссий.

Связь политических (суб)измерений с электоральными размежеваниями на уровне участковых избирательных комиссий (по регионам)

Прежде чем анализировать связь политических (суб)измерений с электоральными размежеваниями на уровне УИКов, разберем ситуацию с голосованием в регионах с точки зрения таких параметров, как общая явка, УИК с минимальной явкой, доля участковых избирательных комиссия с явкой более 90%, количество электоральных размежеваний на разных уровнях отсечения – первое, второе, вся совокупность (табл. 11).

Данные этой таблицы отсортированы по общей явке. Напомним, что в нее не вошли новоприсоединенные территории, от которых не поступило данных по УИКам.

Как видим, картина вполне знакомая по прежним выборам: среди регионов с наименьшей явкой – Республика Коми, Алтайский край, Карелия, Томская область, Удмуртия (хотя и там явка нигде не опустилась ниже 58,5%), среди регионов с максимальной явкой – северокавказские республики, Кузбасс и территории за пределами РФ (последние – по причине специфики формирования списков избирателей).

По параметру «УИК с минимальной явкой» с одного края оказались Москва, Иркутская область, Приморский край, Архангельская область, с другого – те же национальные республики: Чечня, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Тыва.

Похожая ситуация с участковыми избирательными комиссиями с явкой более 90%. На одном полюсе – Ненецкий АО, Томская область, Карелия, Новгородская область, на другом – те же Чечня, территории вне пределов РФ, Кемеровская область, Кабардино-Балкария, Тыва.

Что касается количества электоральных размежеваний на разных уровнях отсечения, то нас заинтересовали те регионы, где с повышением планки отсечения число ЭР не уменьшилось, а увеличилось. По идее, логичнее обратное: чем выше явка, тем выше голосование за инкумбента, которое обычно сводит на нет все прочие размежевания. Если же количество ЭР, напротив, растет, это настораживает.

Сразу отпадают случаи Чечни, Кузбасса и территорий за пределами РФ, где нормальное распределение явки было «одногорбым» (из-за очень высокой явки на всех участках), а также Карачаево-Черкесии и Чукотки с их «двугорбым» нормальным распределением, из-за чего можно было сделать только одно отсечение. Два «горба» были также у Кабардино-Балкарии, но здесь факторный анализ всей совокупности УИК выявил, однако, больше электоральных размежеваний, чем анализ усеченной совокупности.

Из прочих случаев обратили на себя внимание Камчатка, а также Вологодская и Орловская области, где вся совокупность УИК дала больше электоральных размежеваний, чем совокупность после второго отсечения; а также Республика Алтай, Пермский край, Брянская, Курская и Тюменская области, где после второго отсечения ЭР оказалось больше, чем после первого. По логике же наоборот – чем меньше явка, тем больше вариаций. Вернемся к этим регионам в том случае, если обнаружатся странности с политической интерпретацией электоральных размежеваний (или ее отсутствие).

К сожалению, построить сводную таблицу корреляционных связей между электоральными размежеваниями в регионах и политическими (суб)измерениями не удалось – она получилась бы слишком громоздкой и не разъясняющей ситуацию. Поэтому ограничимся общим описанием, обращаясь к таблицам лишь в отдельных случаях.

Самым распространенным вариантом было повторение на всех трех уровнях (первое отсечение, второе отсечение, полная совокупность) конфигурации, когда первое ЭР значимо коррелировало со вторым основным политическим измерением («власть–оппозиция»).

Всего таких регионов 32: Архангельская, Владимирская, Воронежская, Еврейская автономная, Ивановская, Калининградская, Курганская, Ленинградская, Липецкая, Мурманская, Омская, Оренбургская, Пензенская, Ростовская, Рязанская, Тульская, Ульяновская области, Забайкальский, Красноярский и Приморский края, Республика Алтай, Башкортостан, Бурятия, Карелия, Тыва, Хакасия, Удмуртия, Чувашия, Москва и Севастополь.

В большинстве случаев на разных уровнях отсечения здесь обнаруживались второе, а иногда и третье размежевания, но они не имели политической интерпретации, в том числе и потому, что нередко эти дополнительные ЭР создавались высоким разбросом недействительных бюллетеней.

Про эти регионы можно сказать, что вбросы здесь если и были, то только в пользу инкумбента, и по большому счету не меняли расстановки сил. Победа Путина обеспечивалась скорее отсутствием выбора, чем вбросом бюллетеней. Из списка «подозрительных» регионов в этой группе оказалась только Республика Алтай, где появление второго ЭР во втором отсечении и полной совокупности УИК объяснялось, скорее всего, тем, что по мере увеличения явки росло среднее значение доли голосовавших не только за В.Путина, но и за Н.Харитонова, что для этого субъекта Федерации не выглядит необычным.

Вторая по распространенности конфигурация – это когда наряду с первым ЭР, тесно коррелирующим со вторым основным политическим измерением, на разных уровнях отсечения существовало также второе ЭР, связанное с первым основным ПИ («западники–самобытники»). Таких регионов было 17: Алтайский и Краснодарский края, Республики Коми и Мордовия, Брянская, Вологодская, Иркутская, Кировская, Курская, Новгородская, Новосибирская, Псковская, Самарская, Смоленская, Тверская, Челябинская и Ярославская области.

Из списка «подозрительных» регионов в этой группе оказались Брянская, Вологодская и Курская области.

В Брянской области появление дополнительного, третьего, электорального размежевания после второго отсечения совпадает с ростом среднего значения доли голосования за Слуцкого – в ряде УИК (в основном в Брянске) количество полученных им голосов превышало 10%. При этом среднее значение голосования за Путина при росте явки последовательно повышалось, а за Даванкова и Харитонова так же последовательно снижалось. Не исключено, что в данном регионе имели место точечные вбросы за лидера ЛДПР.

Появление третьего ЭР по мере приближения явки к 100% в Вологодской области также можно связать с ростом среднего значения доли голосовавших за Слуцкого. Кстати, это третье ЭР не имело политической интерпретации, а само его появление объясняется именно разбросом в голосовании за лидера ЛДПР (в некоторых УИК количество полученных им голосов выходило за 10% – до 16,67% на одном из участков Вологды).

С повышением среднего значения доли проголосовавших за Слуцкого может быть связано появление второго ЭР в рамках второго отсечения в Курской области – у остальных кандидатов это значение или последовательно росло (Путин), или последовательно снижалось (Даванков и Харитонов). Так что во всех трех регионах не исключены точечные вбросы за Слуцкого. Конечно, с полной уверенностью это утверждать нельзя, нужно конкретно разбираться, где именно у лидера ЛДПР неожиданно выросла доля голосов. Если это происходило, например, на территории СИЗО, то ничего необычного тут нет.

В семи регионах – Амурской, Калужской, Костромской, Новосибирской, Томской областях, Пермском крае и Калмыкии – помимо первого ЭР с властно-оппозиционной окраской (второе политическое измерение), на разных уровнях отсечения появлялось и второе ЭР, коррелировавшее с социально-экономическим субизмерением. В Новосибирской области оно имело левоконсервативную окраску в рамках первого отсечения, но потеряло ее во втором, а в полной совокупности УИК было связано уже с первым политическим измерением («западники–самобытники»). Другими словами, Новосибирская область относилась как ко второй, так и к третьей группе регионов.

Из «подозрительных» регионов в эту группу попал Пермский край. Здесь также наблюдалось повышение среднего значения доли голосовавших за Слуцкого при втором отсечении – правда, на этот раз уже в компании с Харитоновым, что вообще-то неплохо объясняет социально-экономическую окраску второго ЭР – в нем кандидаты от ЛДПР и КПРФ совместно противостояли Путину. Причем именно голосование за Слуцкого имело в этом ЭР самую сильную факторную нагрузку. Так что вбросы за Слуцкого не исключены и здесь.

Еще пять регионов – Кабардино-Балкария, Ингушетия, Чечня, Санкт-Петербург и Ненецкий автономный округ – отличились тем, что ни одно из выявленных в них электоральных размежеваний не имело политической интерпретации. И если для северокавказских республик это дело обычное, то присутствие в этой компании северной столицы и НАО вызывает недоумение. До 2021 г. Петербург неизменно предъявлял несколько электоральных размежеваний с четко выраженной политической интерпретацией, однако в последние годы стремительно утрачивал эту особенность [6]. К 2024 г., судя по всему, утратил полностью.

И причиной этого явилось резкое увеличение разброса в голосовании за Слуцкого, особенно по мере возрастания явки. При ее приближении к 100% перепады в этом голосовании составляли от 0 до 27,27%.

Дело в том, что ни в одном из политических (суб)измерений лидер ЛДПР не формировал полюса противостояния, тогда как Даванков и Путин проделали это в четырех из пяти случаев, а Харитонов в двух. Поэтому увеличение разброса в голосовании за Слуцкого не могло усилить корреляцию между электоральными размежеваниями и политическими (суб)измерениями, зато вполне могло сбить ее или повысить p-level.

Следует также отметить, что в Петербурге второе ЭР на всех уровнях отсечения явилось результатом высокого разброса в голосовании за Слуцкого (табл. 12). Так что предположение о вбросах в пользу лидера ЛДПР выглядит весьма правдоподобно.

Аналогичная ситуация наблюдалась и в Ненецком автономном округе. Аномально высокие результаты голосования за лидера ЛДПР (до 21,43%) зафиксированы там лишь на нескольких участках, но и УИКов в НАО всего 54. Этого хватило, чтобы лишить политической интерпретации главное электоральное размежевание – Путин против оппозиции (Слуцкий, кстати, оказался не среди оппозиции, а в центре, причем ближе к инкумбенту).

В остальных регионах варианты корреляции электоральных размежеваний с политическими (суб)измерениями были самыми разными, объединяло же их то, что первое ЭР или не имело политической интерпретации, или имело ее лишь на одном уровне отсечения (иногда двух). В целом эти регионы делятся на три группы в соответствии с тем, какое политическое (суб)измерение было связано со вторым ЭР (а иногда и первым): 1) одно из формирующихся вокруг Даванкова (ПИ-1, «ястребы-голуби», внутриполитическое) – Астраханская, Белгородская, Волгоградская, Нижегородская и Сахалинская области, Ямало-Ненецкий АО, Крым; 2) социально-экономическое – Орловская и Тюменская области, Северная Осетия, Ханты-Мансийский АО; 3) и то, и другое – Карачаево-Черкесия (первое ЭР – социально-экономическое; второе коррелировало одновременно и с внутриполитическим, и с «ястребы–голуби»), Татарстан, Ставропольский край (первое – социально-экономическое, второе – «ястребы–голуби»).

Ко второй группе относится Орловская область, которая ранее была включена в список «подозрительных» регионов в связи с возрастанием числа электоральных размежеваний по мере роста явки. Но здесь подозрения во вбросах голосов за Слуцкого, скорее всего, неоправданны. Третье ЭР при анализе всей совокупности участков образовалось в результате увеличения разброса доли недействительных бюллетеней.

Еще в одном из «подозрительных» регионов, Камчатском крае, где первое ЭР в рамках первого отсечения имело значимую корреляцию со вторым основным ПИ, утрата этой связи по мере роста явки действительно связана с большим разбросом в голосовании за Слуцкого, но надо учитывать, что увеличение этого разброса пришлось в основном на судовые экипажи, а там голосование никогда не совпадало с общероссийскими тенденциями.

Наконец, для последнего из «подозрительных» регионов – Тюменской области – характерна «красная» модель голосования: при первом и втором отсечениях первое ЭР значимо коррелировало с социально-экономическим субизмерением, то есть Путину противостояли Слуцкий и Харитонов. Второе же ЭР при первом отсечении (75%) вообще не появлялось, при втором отсечении (90%) коррелировало со вторым основным ПИ (не очень стандартная ситуация, но следует помнить, что в нем Путину противостоял Даванков), а для всей совокупности УИКов – с субизмерением «ястребы–голуби». Первое ЭР при анализе всей совокупности участков имело высокий коэффициент корреляции с социально-экономическим измерением (0,941), но эту связь компрометировал выходящий за пределы 0,05 p-level, и есть все основания полагать, что таким повышением p-level обязан сильному разбросу в голосовании за Слуцкого при приближении явки к 100% (более 20% на некоторых участках). Так что здесь вбросы за Слуцкого также не исключены.

Заключение

Несмотря на общую ненормальность ситуации на президентских выборах 2024 г., стоит признать, что в целом они укладываются в понятную политическую логику и не являются плодом чистой фальсификации. Да, на результат В.Путина целенаправленно работал весь государственный аппарат, но обеспечен он был прежде всего ограничением выбора избирателя и созданием максимально выгодных условий для инкумбента и невыгодных для его соперников (а точнее, младших партнеров).

Главные усилия были направлены на то, чтобы любыми средствами заставить избирателя проголосовать. Разумеется, вбросы за инкумбента осуществлялись уже хотя бы в силу сложившейся за десятилетия традиции, но общей расстановки сил они не меняли.

Более интересным является вопрос, имели ли место вбросы за Слуцкого. Судя по результатам настоящего исследования, имели – в частности, в Санкт-Петербурге и Ненецком АО; возможно, Брянской, Вологодской, Курской и Тюменской областях. Но эти вбросы в основном носили точечный характер и особого влияния не оказали. Если и ставилась задача вывести лидера ЛДПР на второе место, то выполнена она не была.

Более того, характер корреляции между электоральными размежеваниями и политическими (суб)измерениями четко указывает на слом прежних тенденций, когда главным политическим соперником инкумбента являлся представитель левоконсервативной оппозиции [15]. Именно этим противостоянием ранее было окрашено первое электоральное размежевание.

На президентских выборах 2024 г. инкумбент впервые противостоял не столько социал-консерваторам, сколько либералу и «голубю» (пусть и весьма умеренному). На полюсах второго основного политического измерения, главным образом формировавшим лицо первого электорального размежевания, Путину противостояли не Харитонов или Слуцкий, а Даванков. Социально-экономическое субизмерение, в рамках которого инкумбенту противостояли Харитонов и Слуцкий, лишь в девяти случаях окрашивало собой первое ЭР и в шести – второе. Все остальные случаи представляли собой противостояние Путина и Даванкова.

Поступила в редакцию 08.10.2024, в окончательном виде 16.10..2024.

---

Список литературы

1. Budge I., Homola J. How Far Have European Political Parties Followed the Americans to the Right in the Later Post-War Period? – Cambio. Rivista sulle Trasformazioni Sociali. 2012. Vol. 2. Iss. 4. P. 71–86. - https://oaj.fupress.net/index.php/cambio/article/view/1200/1200
2. Budge I. The internal analysis of election programmes. – Ideology, Strategy and Party Change: Spatial Analyses of Post-War Election Programmes in 19 Democracies, Budge I., Robertson D., Hearl D. (eds.). Cambridge, Cambridge University Press, 1987. P. 15–38.
3. Deegan-Krause K. New Dimensions of Political Cleavage. – Oxford Handbook of Political Science / ed. by R.J. Dalton, H.-D. Klingemann. Oxford-New York: Oxford University Press, 2006. P. 538–556. DOI: 10.1093/oxfordhb/9780199270125.003.0028.
4. Janda K. A Tale of Two Parties: Living amongst Democrats and Republicans since 1952. N.Y. and London: Routledge, Tailor and Francis Group, 2021.
5. Korgunyuk Yu. Issue Dimensions and Cleavages: How the Russian Experience Helps to Look for Cross-points. – Russian Politics. 2020. Vol. 5. Iss. 2. P. 206–235. DOI: 10.30965/24518921-00502004.
6. Korgunyuk Yu. Russia's Regional Parliament Elections (2021): Cleavage Structure and Trends of Changes. – Russian Politics. 2024. Vol. 9. Iss. 2. P. 197–235. DOI: 10.30965/24518921-00902002.
7. Lipset S.M., Rokkan S. Cleavage Structures, Party Systems, and Voter Alignments: An Introduction. – Party Systems and Voter Alignments: Cross-National Perspectives. New York; London: The Free Press, Collier-MacMillan limited. 1967. P. 1–64.
8. Moreno A. Political Cleavages: Issues, Parties and the Consolidation of Democracy. Boulder: Westview Press, 1999.
9. Rae D.W., Taylor M. The Analysis of Political Cleavages. New Haven, CT: Yale University Press, 1970.
10. Whitefield S. Political Cleavages and Post-Communist Politics. – Annual Review of Political Science. 2002. Vol. 5. P. 181–200.
11. Zuckerman A. Political Cleavage: A Conceptual and Theoretical Analysis. – British Journal of Political Science. 1975. Vol. 5. P. 231–248.
12. Актуальная политическая повестка России в межпартийной дискуссии. - Сайт ИНИОН РАН. Доступ: https://inion.ru/ru/science/nauchnye-proekty/aktual-naia-politicheskaia-povestka/ (проверено 13.11.2024). - https://inion.ru/ru/science/nauchnye-proekty/aktual-naia-politicheskaia-povestka/
13. Голосов Г.В. Политические режимы и трансформации: Россия в сравнительной перспективе. М.: Рутения, 2024. 404 с.
14. Коргунюк Ю.Г. Концепция размежеваний и теория проблемных измерений: точки пересечения. – Полис. 2019. № 6. С. 95–112. DOI: 10.17976/jpps/2019.06.08 - https://www.politstudies.ru/files/File/2019/6/Polis-6-2019-Korgunyuk.pdf
15. Коргунюк Ю.Г. Президентские выборы в постсоветской России через призму концепции размежеваний. – Полития. 2018. № 4. С. 32–69. DOI: 10.30570/2078-5089-2018-91-4-32-69 - http://politeia.ru/files/articles/rus/Politeia-2018-4(91)-32-69.pdf
16. Коргунюк Ю.Г. Структура электоральных размежеваний по итогам думских выборов 2021 года. – Электоральная политика. 2023. № 1 (9). С. 1. - http://electoralpolitics.org/ru/articles/struktura-elektoralnykh-razmezhevanii-po-itogam-dumskikh-vyborov-2021-goda/
17. Лукьянова Е., Порошин Е. (ред.). Выборы строгого режима. Как российские выборы стали невыборами, и что с этим делать? Политико-правовое исследование с элементами математики. М.: Мысль, 2022. 400 с.
18. Шпилькин С., Арутюнов А. Математические методы фиксации способов достижения целей и задач авторитарной власти. – Выборы строгого режима. Как российские выборы стали невыборами, и что с этим делать? Политико-правовое исследование с элементами математики / под ред. Е. Лукьяновой и Е. Порошина. М.: Мысль, 2022. С. 341–364.