Внутрирегиональные различия электоральных показателей на российских выборах 1995–2018 гг.

Любарев А.Е.

Аннотация

В статье анализируются внутрирегиональные различия электоральных показателей (явка, выездное голосование, голосование по открепительным удостоверениям, унос бюллетеней, недействительные бюллетени, голосование «против всех», голосование за кандидатов или партийные списки) на российских федеральных и региональных выборах. Для федеральных выборов 1995–2018 гг., выборов региональных парламентов 2003–2017 гг., выборов глав регионов 1995–2000, 2003–2005 и 2012–2017 гг. в большинстве регионов исследованы различия части показателей между регионом в целом и региональным центром. Более детально исследованы федеральные и региональные выборы 2003–2018 гг. в девяти регионах, представляющих все федеральные округа. В этих регионах выделены четыре группы территорий: региональный центр, городские округа, районы, включающие городские поселения, и сельские районы. Продемонстрировано, что ряд показателей (явка, выездное голосование, голосование за «Единую Россию» и ее кандидатов, Аграрную партию России и некоторые партии-аутсайдеры) имеет тенденцию повышаться от регионального центра к сельской периферии, в то время как другие (голосование по открепительным удостоверениям, унос бюллетеней, голосование «против всех», недействительные бюллетени после отмены строки «против всех», голосование за либеральные и левоцентристские партии) имеют противоположную тенденцию. КПРФ и ЛДПР в 1990-е гг. опирались на региональную периферию. В первой половине 2000-х гг. у обеих партий результаты в региональных центрах стали выше, чем в среднем по региону. У КПРФ эта тенденция сохранилась, а у ЛДПР в последние годы заметно обратное движение. При этом обе партии достаточно часто получают в средних городах лучшие результаты по сравнению как с региональным центром, так и с сельскими районами.

---

В Российской Федерации – огромной многонациональной стране – географические различия в итогах голосования всегда были хорошо заметны. Однако в литературе довольно хорошо исследованы межрегиональные различия в итогах голосования [10; 22; 17]. Хуже изучены внутрирегиональные различия электоральных показателей, хотя они дают более яркую картину. Как отмечал Р.Ф. Туровский, «вертикальный» раскол «центр–периферия» выражен в России гораздо лучше, чем «горизонтальные» расколы между крупными территориальными сообществами. В частности, региональная периферия отличается от региональных столиц большим конформизмом, причем первоначально конформизм в промышленных нестоличных городах («индустриальная полупериферия») был выражен сильнее, чем в сельских районах [23]. Целью настоящей работы является исследование внутрирегиональных различий и их изменений на российских выборах, по которым доступна подробная электоральная статистика, начиная с 1995 г.

1. Различия электоральных показателей по региону и его центру на федеральных выборах

Самым простым и наглядным показателем можно считать различия между итогами голосования в регионе в целом и в его центре. Фактически этот показатель демонстрирует различия между центром и периферией региона. В таблице 1 приведены данные по федеральным выборам 1995–2018 гг. – в каком числе регионов показатель по региону был выше, чем в его центре, и наоборот. В качестве таких показателей использовалась явка (доля избирателей, принявших участие в выборах, от списочного числа избирателей), протестное голосование (голосование «против всех» в 1995–2004 гг. и доля недействительных бюллетеней в 2007–2018 гг.), а также голосование за пять групп партий или кандидатов (расшифровку см. в примечаниях к таблице). Для расчетов использовались данные группы «Меркатор» (для выборов 1995–2000 гг.) [6] и данные с официального портала ЦИК России (для выборов 2003–2018 гг.) [8].

По ряду показателей мы видим достаточно устойчивую картину. Так, явка на всех федеральных выборах в основном была выше на периферии региона: лишь в 2012 г. доля регионов с иным соотношением достигла 35%, в остальных кампаниях она не превышала 23%. Голосование «против всех», напротив, было выше в региональных центрах. Но если в 1995 г. и в первом туре президентских выборов 1996 г. эта тенденция проявлялась не так резко, то уже в том же 1996 г. против двух вышедших во второй тур кандидатов больше голосовали в 65 региональных центрах из исследованных 80. А в период 1999–2004 гг. доля регионов, где уровень протестного голосования был выше на периферии, не превышала 12%. С долей недействительных бюллетеней в период 2007–2018 гг. картина иная: здесь соотношение регионов в основном близкое, и в трех кампаниях более высокий ее уровень чаще был в центрах, а в трех – на периферии.

В отношении голосов за кандидатов и партии самая устойчивая картина – у либералов (включая весьма условного либерала А.В. Богданова). Они, как правило, имели лучшие результаты в региональном центре. Регионов-исключений было только шесть в 1996 г., пять в 2011 г., а в остальных кампаниях – не больше четырех. К данным, приведенным в таблице, стоит добавить блок «Демократический выбор России – Объединенные демократы» в 1995 г. (2 / 78), блок «Союз правых сил» в 1999 г. (1 / 78), партию «Союз правых сил» в 2003 г. (3 / 78) и 2007 г. (3 / 76), «Правое дело» в 2011 г. (7 / 72), ПАРНАС (4 / 76) и «Партию Роста» (6 / 74) в 2016 г., К.А. Собчак (2 / 78) и Б.Ю. Титова (2 / 78) в 2018 г.

Близкие результаты у партий и кандидатов, которые условно (с учетом некоторой организационной и кадровой преемственности) объединены нами в группу левоцентристских (или «социал-патриотических»). Если «городской» характер либеральных партий очевиден, то для таких политических организаций как «Конгресс русских общин» или блок «Родина» их тяготение к электорату крупных городов можно считать нетривиальным результатом. Немного особняком стоят результаты А.И. Лебедя в 1996 г., где доля регионов с лучшими результатами на периферии составила одну треть; у других партий, блоков и кандидатов из данной группы эта доля не превышала 18%.

В эту же группу мы включили блок «Отечество – Вся Россия». Его «городской» характер также оказался вполне четко выраженным, исключения составили в основном регионы, где данный блок был в то время «партией власти» (Башкортостан, Мордовия, Татарстан, еще две республики и три примыкавшие к Москве области). Из не представленных в таблице стоит добавить Партию самоуправления трудящихся в 1995 г. (11 / 69) и партию «Родина» в 2016 г. (8 / 72).

Более интересны метаморфозы, которым подверглись результаты двух партий, постоянно участвовавших в выборах (КПРФ и ЛДПР), а также партий и кандидатов, объединяемых в группу «партии федеральной власти» («Наш дом – Россия», «Медведь», «Единая Россия», Б.Н. Ельцин, В.В. Путин, Д.А. Медведев).

Движение «Наш дом – Россия» и Б.Н. Ельцин явно тяготели к электорату крупных городов. Но с 1999 г. опора «партии федеральной власти» изменилась: блок «Медведь», партия «Единая Россия», В.В. Путин и Д.А. Медведев имели значительно лучшую поддержку на региональной периферии.

С КПРФ произошла обратная метаморфоза, но немного позже. В 1995–2000 гг. это была однозначно «периферийная» партия. В 2003 г. уже в значительной части регионов (но менее чем в половине) коммунисты получили лучший результат в региональном центре. Выдвинутый от КПРФ в 2004 г. аграрий Н.М. Харитонов вновь традиционно выступил лучше на периферии подавляющего числа регионов. Но с 2007 г. у КПРФ и ее кандидатов устойчивые преимущества в региональных центрах.

Что касается радикальных коммунистов, то в 1995 и 1999 гг. они также были «периферийными»: у блока «Коммунисты – Трудовая Россия – За Советский Союз» в 1995 г. соотношение 76 / 4, у аналогичного блока в 1999 г. – 72 / 7. Но и в 2016 г. партия «Коммунисты России» проявила ту же тенденцию (58 / 22). А вот у М.А. Сурайкина лучшие результаты оказались в региональных центрах (28 / 52).

У Аграрной партии России изменения оказались не столь выраженными, но также заметными. В 1995 г. во всех 80 исследованных регионах у нее был лучший результат на периферии. В 2003 г. периферия также доминировала (74 / 7). А в 2007 г. соотношение оказалось почти равным (42 / 37).

Неоднозначные сдвиги происходили в отношении ЛДПР. В 1995–2004 гг. она выступала как «периферийная» партия (лишь в 2003 г. соотношение приблизилось к равному), в 2007–2011 гг. – как «городская», в 2012–2016 гг. у нее вновь стала преобладать региональная периферия, хотя и не так резко, как в 1990-х гг. А в 2018 г. результаты В.В. Жириновского уже имели четкий «периферийный» характер.

Разность между результатами в регионе и региональном центре в отдельных случаях достигала внушительных размеров. Так, в 2003 г. явка в Кабардино-Балкарской Республике составила 76,0%, а в Нальчике – 51,6% (разница в 24,4 процентных пункта, п.п.); результат «Единой России» в этом же регионе составлял 74,8%, а в Нальчике – 51,9% (разница в 22,9 п.п.). В 2011 г. явка в Татарстане составила 79,5%, а в Казани – 60,2% (разница в 19,3 п.п.); результат «Единой России» в Республике Марий Эл достиг 52,2%, а в Йошкар-Оле эта партия довольствовалась лишь 30,8% (разница в 21,4 п.п.); КПРФ в Воронежской области получила 21,9%, а в Воронеже – 33,1% (разница в 11,2 п.п.). В 2016 г. Ингушетия показала явку 81,4%, в то время как в Магасе она составляла 52,0% (разница в 29,4 п.п.), в Татарстане и Казани соответственно 78,8% и 53,5% (разница в 25,3 п.п.); по разнице в результатах «Единой России» отличились Воронежская (19,9 п.п.), Липецкая (19,4 п.п.), Тамбовская (19,1 п.п.), Пензенская (18,8 п.п.) и Белгородская (18,0 п.п.) области.

Следует отметить, что исключениями из общего правила чаще всего выступали отдельные республики и автономии, хотя наблюдались исключения также среди краев и областей. Так, в 1995 г. исключения по явке составляли Чеченская Республика, Владимирская и Кемеровская области, Ханты-Мансийский АО. В 2004 г. исключениями стали Дагестан, Ингушетия, Коми, Саха (Якутия), Северная Осетия, Кемеровская и Саратовская области. В 2016 г. – Карачаево-Черкесская Республика, Карелия, Коми, Северная Осетия, Ставропольский край и Ханты-Мансийский АО.

По голосованию за «Единую Россию» в 2007 г. исключением был лишь Дагестан, в 2016 г. – только Северная Осетия и Ставропольский край. По голосованию за Г.А. Зюганова в первом туре президентских выборов 1996 г. исключениями (где результат кандидата был выше в региональном центре) стали Ингушетия, Кабардино-Балкарская Республика и Тыва. В 2011 г., когда результат КПРФ в центрах регионов оказался заметно выше, чем на периферии, исключениями стали те же Ингушетия и Кабардино-Балкарская Республика, а также Дагестан, Коми, Чеченская Республика, Ставропольский край, Астраханская, Самарская и Тульская области. По голосованию за «Яблоко» в 1995 г. исключением была только Ингушетия, в 1999 и 2003 гг. – Дагестан и Ингушетия, в 2007 г. – Дагестан и Чеченская Республика, в 2011 г. – Дагестан, Кабардино-Балкарская Республика, Коми, Северная Осетия и Чеченская Республика.

В большинстве случаев исключения, скорее всего, были связаны с административным воздействием на итоги голосования [3; 13: 706–712; 14: 1080–1082], хотя в некоторых регионах (Дагестан, Коми, Ханты-Мансийский АО) свою роль могли сыграть также неоднородность электората и наличие городов с более выраженными, чем в центре, «городскими» качествами избирателей.

2. Различия электоральных показателей по региону и его центру на выборах региональных парламентов

За период с декабря 2003 г. по сентябрь 2017 г. прошли 258 кампаний по выборам региональных парламентов по пропорциональной или смешанной системе; в большинстве регионов такие выборы состоялись трижды. В целях снижения трудоемкости мы ограничили свой анализ 138 кампаниями. Это анализированные нами ранее кампании единых дней голосования 8 октября 2006 г. [21: 140–142], 11 марта 2007 г. [20: 215–216], 13 марта 2011 г. [5: 259–260] и 8 сентября 2013 г. [16: 222–223], а по другим кампаниям – в основном те, где сводные таблицы, представленные на официальном портале ЦИК России [8] содержали данные по территориальным избирательным комиссиям. Исключены из анализа региональные кампании 4 декабря 2011 г. и 18 сентября 2016 г., совмещенные с выборами в Государственную Думу, а также (как и во всем данном исследовании) в городах федерального значения, Ленинградской и Московской областях.

Во всех этих кампаниях сравнивались результаты по региону в целом и по региональному центру трех партий – «Единой России», КПРФ и ЛДПР, которые участвовали во всех анализированных кампаниях (кроме КПРФ в Чукотском АО в 2005 г.).

У «Единой России» картина вполне соответствовала той, которая получилась для этой партии и ее кандидатов на федеральных выборах, проанализированных в предыдущем разделе. В 126 кампаниях ее результат в регионе в целом был выше, чем в региональном центре. Исключения – Республика Дагестан (2007, 2011 гг.), Республика Ингушетия (2008 г.), Карачаево-Черкесская Республика (2009 г.), Республика Северная Осетия – Алания (2012, 2017 гг.), Красноярский край (2007 г.), Брянская область (2014 г.), Волгоградская область (2003 г.), Ивановская область (2008 г.), Новосибирская область (2005 г.), Ростовская область (2013 г.).

Превышение результата «Единой России» в региональном центре над результатом в регионе чаще всего было незначительным. Максимальным оно оказалось в Ингушетии (7,3 п.п.). Напротив, превышение результата партии в регионе над результатом в региональном центре достигало 23,1 п.п. в Республике Марий Эл (2014 г.), 20,6 п.п. в Ульяновской области (2013 г.), 20,5 п.п. в Пензенской области (2012 г.), 20,1 п.п. в Новгородской области (2006 г.), 18,2 п.п. в Калмыкии (2008 г.), 17,4 п.п. в Адыгее (2011 г.), 16,4 п.п. в Чувашской Республике (2006 г.), 15,8 п.п. в Тюменской области (2007 г.), 15,6 п.п. в Республике Тыва (2006 г.), 15,5 п.п. в Удмуртской Республике (2012 г.).

КПРФ и ЛДПР более чем в половине кампаний имели лучшие результаты в региональном центре – КПРФ в 105 кампаниях, ЛДПР в 82. Для этих партий интересна динамика, представленная в таблице 2. Мы разделили исследуемый период на три цикла: декабрь 2003 г. – апрель 2007 г. (49 кампаний); декабрь 2007 г. – март 2011 г. (48 кампаний); октябрь 2012 г. – сентябрь 2017 г. (41 кампания).

Как видно из таблицы, КПРФ в течение исследованного периода становилась все больше «городской» партией. А у ЛДПР тенденции оказались, как и на федеральных выборах, разнонаправленными: во втором цикле она стала более «городской», чем в первом, а в третьем заметно сместилась в сторону периферии.

3. Различия электоральных показателей по региону и его центру на выборах глав регионов

На выборах глав российских регионов наиболее интересно сравнивать итоги голосования в регионе в целом и региональном центре для инкумбентов (как победивших, так и проигравших) и для победителей не из числа инкумбентов.

Выборы глав российских регионов проводились в 1991–1994 гг. в отдельных субъектах РФ, с 1995 г. по 2004 г. и в одном регионе в 2005 г. почти повсеместно (кроме Дагестана), а затем возобновились в 2012 г. (кроме небольшого числа регионов). При этом выделяется период с августа 1995 г. по март 1997 г., когда выборы прошли в 70 регионах, и лишь в 37 инкумбентам удалось одержать победу. Позднее успехи инкумбентов стали более частыми: в период с июня 1997 г. до конца 1999 г. они победили в 19 кампаниях из 31, где участвовали, в 2000–2002 гг. – в 45 из 59, в 2003–2005 гг. – в 30 из 36 [13: 365–381, 589–596]. После восстановления губернаторских выборов в 2012 г. инкумбент проиграл лишь одну кампанию из 87 [19].

В отношении результатов выборов в региональных центрах доступны данные за периоды с августа 1995 г. по март 1997 г. (60 кампаний) [7], с июня 1997 г. до конца 2000 г. (67 кампаний) [4] и с декабря 2003 г. (28 кампаний 2003–2005 гг. и 87 кампаний 2012–2017 гг.) [8], за исключением Агинского Бурятского, Корякского, Ненецкого (в 1996 г.), Усть-Ордынского Бурятского и Эвенкийского автономных округов, а также Чеченской Республики в 1995 и 1997 гг., Оренбургской и Сахалинской областей в 2003 г.

В период с августа 1995 г. по март 1997 г. из 34 исследованных нами кампаний, где инкумбенты одержали победу, в 20 у них были лучшие результаты на периферии и в 14 – в центре. Такими «городскими» главами оказались К.Н. Илюмжинов в Калмыкии, В.И. Ишаев в Хабаровском крае, А.П. Гужвин в Астраханской области, Е.С. Савченко в Белгородской области, В.Е. Позгалев в Вологодской области, В.А. Бирюков в Камчатской области, Б.Е. Немцов в Нижегородской области, И.П. Фархутдинов в Сахалинской области, Р.Ф. Гениатулин в Читинской области, А.И. Лисицын в Ярославской области, Н.М. Волков в Еврейской автономной области, А.В. Филипенко в Ханты-Мансийском АО, А.В. Назаров в Чукотском АО и Ю.В. Неелов в Ямало-Ненецком АО. Кроме того, у А.А. Ефремова (Архангельская область) в первом туре лучшие результаты были на периферии, а во втором – в центре.

Из шести случаев, когда инкумбенты лидировали в первом туре, но проиграли во втором, в трех у них лучшие результаты в первом туре были в центре (Ю.С. Маточкин в Калининградской области, Е.Б. Комаров в Мурманской области, О.И. Бетин в Тамбовской области). Во втором туре ситуация перевернулась в трех регионах: у Е.Б. Комарова лучший результат оказался на периферии, а у И.П. Шабунина (Волгоградская область) и И.И. Индинка (Новосибирская область) лучше стали результаты в центре.

Из 20 случаев, когда инкумбенты уступили лидерство уже в первом туре, только в 5 у них результаты были лучше в центре. Еще в одном случае они стали лучше в центре во втором туре.

Победители-оппозиционеры также чаще имели лучший результат на периферии: в 16 случаях из 26 в первом туре и в 12 случаях из 16 во втором туре. К электорату регионального центра тяготели Н.И. Кондратенко в Краснодарском крае, Н.В. Виноградов во Владимирской области, В.В. Сударенков в Калужской области, В.А. Шершунов в Костромской области, А.В. Руцкой в Курской области, Ю.А. Евдокимов в Мурманской области, В.Н. Любимов в Рязанской области, В.И. Платов в Тверской области, П.И. Сумин в Челябинской области. Кроме того, Е.Э. Михайлов (Псковская область) в первом туре имел лучший результат в центре, а во втором – на периферии.

В период с июня 1997 г. по декабрь 2000 г. из 43 исследованных нами кампаний, где инкумбенты (к которым мы отнесли также А.А. Волкова, председателя Госсовета Удмуртской Республики на первых выборах главы Республики, и А.Д. Артамонова, первого заместителя губернатора Калужской области и официального преемника не участвовавшего в выборах В.В. Сударенкова) одержали победу, в 34 у них были лучшие результаты на периферии и в 9 – в центре. В этот раз тяготение к центру проявили А.И. Лебедь в Хакасии, В.И. Ишаев в Хабаровском крае, О.А. Богомолов в Курганской области, Э.Э. Россель в Свердловской области, Ю.А. Евдокимов в Мурманской области, И.П. Фархутдинов в Сахалинской области, В.М. Кресс в Томской области, А.В. Филипенко в Ханты-Мансийском АО и Ю.В. Неелов в Ямало-Ненецком АО.

Из 18 случаев проигрыша инкумбентов только в четырех случаях у них были лучше результаты в центре. При этом у В.В. Елагина в Оренбургской области так было в первом туре, а во втором результаты на периферии оказались выше.

Можно отметить переход от центрального к периферийному тяготению у «старожилов» А.П. Гужвина (Астраханская область), Е.С. Савченко (Белгородская область), В.Е. Позгалева (Вологодская область), Р.Ф. Гениатулина (Читинская область), А.И. Лисицына (Ярославская область), Н.М. Волкова (Еврейская автономная область), а также у ставших главами в предыдущем цикле Н.В. Виноградова (Владимирская область), В.А. Шершунова (Костромская область), В.Н. Любимова (Рязанская область), В.И. Платова (Тверская область), П.И. Сумина (Челябинская область).

А вот у победителей не из числа инкумбентов в этот период чаще лучшие результаты были в центре – в 17 случаях из 24. Тут необходимо отметить, что в этом цикле среди избранных глав оказалось немало мэров региональных центров – С.Л. Катанандов в Карелии, Б.А. Говорин в Иркутской области, И.П. Скляров в Нижегородской области, В.А. Толоконский в Новосибирской области, Ю.П. Трутнев в Пермской области, А.Д. Прохоров в Смоленской области, плюс глава администрации одного из районов Пензы В.К. Бочкарев. Не удивительно, что все они получили в центре лучший результат, чем на периферии.

В период с декабря 2003 г. по февраль 2005 г. из 19 кампаний, где победили инкумбенты, в 13 они были более успешны на периферии и в 6 – в региональном центре. К последним относятся Л.И. Маркелов в Республике Марий Эл, А.И. Лебедь в Хакасии, В.И. Ишаев в Хабаровском крае, М.Б. Машковцев в Камчатской области, Н.И. Шаклеин в Кировской области и Ю.А. Евдокимов в Мурманской области.

Во всех пяти случаях, когда инкумбенты проиграли, они были в первом туре более успешны на периферии. Во втором туре в центре лучше выступил А.А. Ефремов (Архангельская область).

Из победителей выборов, не являвшихся инкумбентами, в первом туре лучшие результаты в центре были у двух из девяти – М.С. Евдокимова в Алтайском крае и Г.И. Шпака в Рязанской области. Во втором туре к ним добавились М.В. Кузнецов в Псковской области, Д.В. Зеленин в Тверской области и А.В. Баринов в Ненецком АО.

В период 2012–2017 гг. из 82 кампаний только в 7 у инкумбентов были лучшие результаты в региональном центре. Это К.К. Ильковский в Забайкальском крае (2013 г.), А.Б. Карлин в Алтайском крае (2014 г.), А.И. Бочаров в Волгоградской области (2014 г.), Н.Ю. Белых в Кировской области (2014 г.), В.П. Шанцев в Нижегородской области (2014 г.), А.В. Богомаз в Брянской области (2015 г.) и А.М. Тулеев в Кемеровской области (2015 г.). При этом различия у них были небольшие: максимум у Н.Ю. Белых (3,9 п.п.), а у К.К. Ильковского, А.И. Бочарова, В.П. Шанцева и А.М. Тулеева – менее 1 п.п. В то же время разрыв в пользу региона по сравнению с региональным центром часто был значительным: так, у О.П. Королева (Липецкая область, 2014 г.) он составил 25,0 п.п., у С.В. Ерощенко (Иркутская область, 2015 г., первый тур) – 19,4 п.п., у Н.В. Денина (Брянская область, 2012 г.) – 16,9 п.п.

Отдельного внимания требует ситуация в Иркутской области (2015 г.) – единственном регионе, где инкумбент проиграл выборы в период 2012–2017 гг. В первом туре в регионе лидировал С.В. Ерощенко с 49,6%; у коммуниста С.Г. Левченко было 36,6%. Однако в Иркутске С.Г. Левченко получил 55,7%, а С.В. Ерощенко – только 30,2%. Во втором туре коммунист опередил инкумбента и по региону (56,4% против 41,5%), при этом в Иркутске его доминирование усилилось (71,5% против 26,6%). Интересно также, что если в первом туре явка в регионе была выше, чем в региональном центре (29,2% против 24,9%), то во втором туре центр оказался активнее (41,4% против 37,2%). Как показал анализ, успех С.Г. Левченко был достигнут благодаря эффективной мобилизации оппозиционно настроенных избирателей Иркутска и других городов, которые после первого тура поверили, что результат выборов зависит от их голосов [15: 463–470].

Помимо выборов в Иркутской области в 2015 г., было еще несколько случаев, когда итоги голосования в центре региона отличались от общерегиональных итогов не только количественно, но и качественно. Так, в период 2012–2017 г. в девяти кампаниях (не считая иркутской) победитель в центре получил менее 50% голосов. Есть и примеры, когда в центре лидировал другой кандидат. Так, в 1996 г. в Барнауле в обоих турах лидировал глава краевой администрации Л.А. Коршунов, но по краю в целом победу одержал А.А. Суриков. В 2004 г. Суриков уступил в Барнауле М.С. Евдокимову уже в первом туре. В Магадане в 1996 г. лидировал глава областной администрации В.Г. Михайлов, но победу по области одержал В.И. Цветков. В Волгограде в 1996 г. глава областной администрации И.П. Шабунин во втором туре обошел Н.К. Максюту. В Красноярске в 1997 г. губернатор В.М. Зубов получил в первом туре 50,9%, а во втором туре 52,6%, но по краю в целом победу одержал А.И. Лебедь. В Йошкар-Оле в 2015 г. коммунист С.П. Мамаев обошел Л.И. Маркелова (39,0% против 37,3% у Л.И. Маркелова; по региону соответственно 32,3% и 50,8%).

Если сравнить между собой четыре исследованных периода (см. таблицу 3), то видно, что опора глав регионов на периферийный электорат в основном нарастала со временем. Если в 1995–1997 гг. соотношение кампаний с периферийной и городской ориентацией инкумбента было менее двух, то в 2012–2017 гг. это соотношение уже превышало 10.

Похожим образом изменялось и соотношение явки в центре и на периферии (см. также таблицу 3). Во все исследованные периоды явка гораздо чаще была выше на периферии. Однако если в 1995–2000 гг. регионы, где явка была выше в центре, составляли четвертую–пятую часть, то в 2012–2017 гг. таких осталось лишь три. Из них один – Тюменская область, где традиционно низкая явка на областных выборах во входящих в область автономных округах. Если же считать только область без автономных округов, то явка в Тюмени была ниже, чем средняя по этой части области.

Для периода с декабря 2003 г. по февраль 2005 г. мы также сравнили голосование против всех кандидатов в регионе и региональном центре, считая отдельно первый и второй туры. В 36 случаях протестное голосование было выше в региональном центре и только в пяти случаях – на периферии.

4. Более детальное исследование внутрирегиональных различий электоральных показателей на выборах 2003–2018 гг. в отдельных регионах

Для более детального исследования были выбраны девять регионов – Алтайский край, Ставропольский край, Амурская, Архангельская, Волгоградская, Новосибирская, Оренбургская, Тверская и Челябинская области. Выбирались регионы, имеющие достаточно стабильное на протяжении 2003–2018 гг. административно-территориальное деление, достаточное число городских округов и муниципальных районов, а также обеспечивающие представительство всех федеральных округов.

В каждом регионе отдельно выделялись региональный центр, городские округа, муниципальные районы, включающие городские поселения, и муниципальные районы, включающие только сельские поселения (в некоторых случаях в эту категорию попадали районы, включающие также небольшие городские поселения) – на основании данных Росстата [24].

В каждом регионе анализировались итоги голосования на выборах президента РФ 2004 г., 2008 г., 2012 г. и 2018 г., на выборах депутатов Государственной Думы по федеральному округу 2003 г., 2007 г., 2011 г. и 2016 г., на выборах глав регионов (там, где был второй тур – оба тура) и на выборах регионального парламента по общерегиональному округу. В Алтайском крае в наше исследование попали выборы губернатора в 2004 г. (два тура) и 2014 г., выборы депутатов Законодательного Собрания (краевого Совета) в 2004 г., 2008 г., 2011 г. и 2016 г.; в Ставропольском крае – выборы губернатора в 2014 г., выборы депутатов краевой Думы в 2016 г. (по выборам в краевую Думу 2007 и 2011 гг. не удалось найти итогов по городам и районам); в Амурской области – выборы губернатора в 2012 и 2015 гг., выборы в Законодательное Собрание (Совет народных депутатов) в 2005 г., 2008 г., 2011 г. и 2016 г.; в Архангельской области – выборы губернатора в 2004 г. (два тура) и 2015 г., выборы областного Собрания депутатов в 2004 г., 2009 г. и 2013 г.; в Волгоградской области – выборы губернатора в 2004 г. (два тура) и 2014 г., выборы в областную Думу в 2003 г., 2009 г. и 2014 г.; в Новосибирской области – выборы губернатора в 2003 и 2014 гг., выборы в Совет народных депутатов в 2005 г., 2010 г. и 2015 г.; в Оренбургской области – выборы губернатора в 2014 г., выборы депутатов Законодательного Собрания в 2006 г., 2011 г. и 2016 г.; в Тверской области – выборы губернатора в 2003 г. (два тура) и в 2016 г., выборы в Законодательное Собрание в 2005 г., 2011 г. и 2016 г.; в Челябинской области – выборы губернатора в 2014 г., выборы депутатов Законодательного Собрания в 2005 г., 2010 г. и 2015 г.

Таким образом, в четырех регионах были проанализированы итоги 14 голосований, в Алтайском крае – 15, в Новосибирской области – 13, в Оренбургской и Челябинской областях – 12, в Ставропольском крае – 10; всего 118 голосований.

В каждом случае мы анализировали итоги голосования за каждого кандидата или за каждый партийный список (в процентах от числа избирателей, принявших участие в голосовании), голосование против всех кандидатов или списков (в 2003–2006 гг.), долю недействительных бюллетеней (от числа избирателей, принявших участие в голосовании), явку (долю избирателей, принявших участие в выборах, от списочного числа избирателей), долю проголосовавших по открепительным удостоверениям (там, где такое голосование было), долю голосования вне помещения для голосования (от числа избирателей, принявших участие в выборах) и унос бюллетеней (разность между числом выданных и извлеченных из избирательных ящиков бюллетеней, деленная на число избирателей, принявших участие в выборах).

В качестве примера в таблице 4 показаны результаты по выборам депутатов Государственной Думы 2016 г. в Волгоградской области.

Наиболее наглядными можно считать случаи, когда определенный показатель неуклонно рос или уменьшался в ряду «региональный центр – города – районы с городами – сельские районы». В таких случаях можно полагать, что данный показатель связан с характеристиками городского и сельского электората.

В таблице 5 представлены показатели, которые на исследованном массиве данных имели только случаи неуклонного роста в ряду «региональный центр – города – районы с городами – сельские районы». Такими показателями оказались явка, голосование вне помещения для голосования (выездное голосование), голосование за некоторые партии и за некоторых кандидатов на должность президента РФ. Здесь стоит отметить, что по ряду показателей число случаев неуклонного роста превысило половину от числа исследованных голосований. Такими показателями вполне закономерно стали выездное голосование, уровень которого, как известно, обычно высок в сельской местности, голосование за Аграрную партию России, а также за Н.М. Харитонова, который был выдвинут в 2004 г. в президенты РФ от КПРФ, но продолжал восприниматься как «аграрий». Менее предсказуемой оказалась сельская ориентация малочисленного электората Партии Мира и Единства.

В таблице 6 представлены показатели, которые на исследованном массиве данных имели только случаи неуклонного снижения в ряду «региональный центр – города – районы с городами – сельские районы». Это голосование по открепительным удостоверениям, голосование «против всех», голосование за либеральные и левоцентристские партии и за кандидатов от этих партий. Здесь также стоит отметить показатели, у которых число случаев неуклонного снижения превысило половину от числа исследованных голосований. Это голосование «против всех», голосование за либералов («Яблоко», «Правое дело» / Партия Роста, ПАРНАС, И.М. Хакамада, А.В. Богданов, М.Д. Прохоров, Г.А. Явлинский), а также за РЭП «Зеленые» и С.Ю. Глазьева.

Особый интерес представляют показатели, которые в одних случаях демонстрировали в ряду «региональный центр – города – районы с городами – сельские районы» неуклонный рост, а в других – неуклонное снижение (см. таблицу 7). Правда, у некоторых из них одна из тенденций доминировала, а противоположные случаи были единичны. Так, унос бюллетеней имел неуклонный рост только в Ставропольском крае на президентских выборах 2018 г. (где, по нашей оценке, в протоколе одного сельского участка содержится грубая неточность, результатом которой стали якобы унесенные 800 бюллетеней). Единственный случай неуклонного снижения результата «Единой России» – выборы депутатов Новосибирского областного Совета 2005 г., где в сельских районах лидировал список Аграрной партии России во главе с Н.М. Харитоновым [12: 360–364]. У «Патриотов России» единственный случай неуклонного роста также связан с выборами в Новосибирский областной Совет – 2015 г. У партий и блоков, шедших на выборы под названием «Родина», единственный случай сельской ориентации – выборы депутатов Архангельского областного Собрания 2004 г., где региональное отделение партии «Родина» было создано руководителем некоммерческого партнерства «Соловки» [12: 242–246].

Интересна ситуация с недействительными бюллетенями. В восьми случаях их доля росла в ряду от регионального центра к сельским районам, при этом шесть из них относятся к 2003–2004 гг.; исключения – выборы в Законодательное Собрание Амурской области 2008 г. и президентские выборы в Ставропольском крае в 2018 г. В 15 случаях доля недействительных бюллетеней снижалась в ряду от сельских районов к региональному центру, все эти случаи имели место в период 2007–2016 гг., из них семь – в 2007–2008 гг., то есть сразу после отмены голосования «против всех».

Из трех случаев, когда поддержка В.В. Путина росла в ряду от сельских районов к региональному центру, два относятся к 2004 г. (когда главным его соперником был аграрий Н.М. Харитонов) и один – к 2012 г. Из шести случаев, когда поддержка В.В. Путина росла в ряду от регионального центра к сельским районам, пять относятся к 2012 г. и один – к 2004 г. В 2018 г. ни в одном из девяти регионов четкой тенденции не было.

Поддержка Г.А. Зюганова росла в ряду от регионального центра к сельским районам только в Ставропольском крае в 2012 г., а из четырех противоположных случаев три относятся к 2008 году. У КПРФ все три случая сельской ориентации имели место в 2003 г., а городская ориентация проявлялась в 2005–2016 гг.

У ЛДПР чаще наблюдалась городская ориентация, исключениями были только выборы в Новосибирский областной Совет депутатов 2005 и 2015 гг. А вот у В.В. Жириновского чаще было наоборот. Из трех случаев, когда его поддержка росла в ряду от сельских районов к региональному центру, два относятся к 2008 г. и один – к 2012 г. Из пяти противоположных случаев три относятся к 2018 г., по одному – к 2008 и 2012 гг.

Ни в одном из исследованных регионов не было четкой тенденции в отношении П.Н. Грудинина и М.А. Сурайкина.

В то же время такие тенденции оказались заметны в отношении ряда партий-аутсайдеров. Выше уже отмечалась сельская ориентация Партии Мира и Единства. В таблице 4 приведены также случаи сельской ориентации Концептуальной партии «Единение» и Коммунистической партии «Коммунисты России», в таблице 5 – городская ориентация РЭП «Зеленые», а в таблице 6 – амбивалентный характер Демократической партии России. Впрочем, у последней оба случая городской ориентации относятся к 2007 г., а все пять случаев сельской ориентации – к 2003 г.; при этом в 2003 и 2007 гг. у этой формально одной и той же партии были совсем разные списки.

Кроме того, на выборах в Государственную Думу 2003 г. сельская ориентация была заметна у Народно-республиканской партии России (5 случаев), Российской конституционно-демократической партии (4 случая), Объединенной российской партии «Русь» и партии «Истинные патриоты России» (по 2 случая), а городская ориентация – у блока «Новый курс – Автомобильная Россия» (7 случаев), партий СЛОН и «Развитие предпринимательства» (по 4 случая). В 2007 г. городскую ориентацию показали «Гражданская Сила» (8 случаев) и Партия социальной справедливости (6 случаев).

Наблюдалось также небольшое число случаев неуклонного роста или снижения в ряду «региональный центр – города – районы с городами – сельские районы» у кандидатов в главы регионов. Среди них можно отметить выборы губернатора Тверской области 2003 г., где в первом туре сельская ориентация проявилась и у инкумбента В.И. Платова, и у победителя Д.В. Зеленина. В 2016 г. в той же Тверской области сельская ориентация наблюдалась у и.о. губернатора И.М. Рудени. В Волгоградской области в 2004 г. на сельский электорат опирался инкумбент Н.К. Максюта. В Амурской области в 2015 г. сельская ориентация наблюдалась у и.о. губернатора А.А. Козлова, а городская – у его соперника от КПРФ Р.А. Кобызова.

Интерес представляют также случаи, когда какой-либо показатель у городской группы оказывается максимальным или минимальным, то есть выше или ниже, чем у одновременно центра региона и обеих районных групп. Такие случаи приведены в таблице 8. Хотя ни у одного показателя подобные случаи не составляют абсолютного большинства, у некоторых показателей они все же встречаются достаточно часто.

Так, мы видим, что явка в группе городских округов часто (в 36% случаев) оказывается ниже, чем и в столице региона, и в сельской периферии. С другой стороны, нередко в городских округах оказываются максимальными показатели, связанные с протестным поведением избирателей – голосование «против всех» (23%), недействительные бюллетени (28%) и унос бюллетеней (25%). При этом в отношении недействительных бюллетеней четко видна временная трансформация. Из 15 случаев, когда значение этого показателя было в городской группе минимальным, 11 относятся к 2003–2005 гг., когда предусматривалось голосование «против всех», остальные четыре случая связаны исключительно с Амурской областью. Из 33 случаев, когда значение этого показателя было в городской группе максимальным, 29 относятся к 2007–2018 гг. и только четыре – к 2003–2005 гг. (из них три касаются Тверской области).

В отношении «партии власти» («Единая Россия», В.В. Путин, Д.А. Медведев) в городской группе лишь изредка наблюдаются минимальные значения и еще реже – максимальные. Таких случаев было всего два – голосование за «Единую Россию» на выборах депутатов Архангельского областного Собрания в 2004 г. и голосование за Д.А. Медведева в 2008 г. в Алтайском крае.

Интереснее ситуация с ЛДПР, КПРФ и их кандидатами. Здесь видно, что достаточно часто именно жители средних городов голосуют за них активнее как населения региональных столиц, так и обитателей сельской периферии. Для ЛДПР это треть случаев, для КПРФ – более четверти, для Г.А. Зюганова – более трети. Особенно интересно, что именно в этой группе в четырех регионах из девяти оказались лучшие результаты у П.Н. Грудинина и также в четырех – у М.А. Сурайкина. А вот в отношении голосования за В.В. Жириновского в этих городах такого предпочтения почти нет.

У «Справедливой России», «Патриотов России» и различных вариаций «Родины» ситуации с наилучшими результатами в городской группе тоже встречаются нечасто. Это же можно сказать и об их кандидатах С.Ю. Глазьеве и С.М. Миронове.

В то же время у Аграрной партии России случаи минимальных результатов в городской группе оказывались достаточно часто. Впрочем, это неудивительно: в региональных центрах за эту партию могут голосовать представители аграрных вузов и связанного с селом чиновничества, а в иных городских округах электората аграриев может совсем не быть.

Если говорить о партиях и блоках, участвовавших только в одной думской кампании, то можно отметить «Гражданскую платформу», результаты которой оказались минимальны в городских группах шести из девяти регионов, Российскую партию пенсионеров за социальную справедливость, у которой городские группы показали наилучшие результаты в пяти регионах, партию «Истинные патриоты России» (список в 2003 г. состоял в основном из жителей Дагестана), результаты которой были минимальны в городских группах шести регионов и максимальны в одном случае, Объединенную российскую партию «Русь» (минимум у городских групп в пяти регионах) и блок «Великая Россия – Евразийский союз» (минимум у городских групп в пяти регионах и максимум в одном).

Отмечаются и случаи минимальных или максимальных результатов в городской группе у основных кандидатов на выборах глав регионов. Так, в первом туре выборов губернатора Архангельской области 2004 г. инкумбент А.А. Ефремов имел в этой группе наилучшие результаты (30,5% против 24,5% в Архангельске и 23,9% в сельских районах), а лидировавший Н.И. Киселев – наихудшие результаты (39,9% против 41,3% в Архангельске и 54,5% в сельских районах). Избранный в 2003 г. губернатором Тверской области Д.В. Зеленин имел во втором туре наихудшие результаты в городской группе. Аналогичная ситуация в первом и единственном туре была у В.А. Толоконского в Новосибирской области в 2003 г. А вот в 2014 г. в этом же регионе результат В.Ф. Городецкого (бывшего мэра Новосибирска) оказался в городской группе наилучшим (71,0% против 61,4% в Новосибирске и 67,1% в сельских районах). Наилучшие результаты также были в городской группе у О.Н. Кожемяко в Амурской области в 2012 г. (80,1% против 67,9% в Благовещенске) и у Ю.А. Берга в Оренбургской области в 2014 г. (83,2% против 72,1% в Оренбурге), а наихудшие – у А.Б. Карлина в Алтайском крае в 2014 г.

5. Обсуждение результатов

Итак, мы видим, что многие электоральные показатели, как политические (голосование за кандидатов или партии), так и организационные (выездное голосование, голосование по открепительным удостоверениям) связаны с социально-географическими особенностями электората. В данном случае речь идет о различиях в электоральном поведении жителей крупных городов, средних городов и сельской местности.

Эти вопросы в литературе ранее в некоторой степени обсуждались. Так, было показано, что уровень голосования «против всех» в регионе имел положительную корреляцию с долей городского и русского населения региона [1]. Аналогично в отношении явки была показана отрицательная корреляция с этими двумя факторами, а также с расстоянием центра региона от Москвы. По мнению А.С. Ахременко, эти факторы действуют опосредованно – через характер строения «социальной сети» в регионе, заданный этнокультурными традициями способа организации политической коммуникации [2]. Мы также ранее отмечали различия в уровне явки в региональных центрах, городских и сельских поселениях [18].

Н.В. Зубаревич разделила по социально-географическим признакам всю территорию Российской Федерации на четыре части: «Россия-1» (города с населением более 250 тыс.), «Россия-2» (промышленные города с населением от 20–30 до 250 тыс. человек), «Россия-3» (села, поселки и малые города) и «Россия-4» (слаборазвитые республики Северного Кавказа и юга Сибири) [9]. Наше исследование не затрагивает «Россию-4», а разделение на остальные три части близко к рассматриваемым нами группам.

Большинство региональных центров являются крупными городами. В настоящее время из 80 региональных центров 62 имеют население свыше 250 тыс. человек (исключения – Майкоп, Горно-Алтайск, Магас, Элиста, Черкесск, Кызыл, Абакан, Петропавловск-Камчатский, Благовещенск, Магадан, Новгород, Псков, Южно-Сахалинск, Биробиджан, Нарьян-Мар, Ханты-Мансийск, Анадырь, Салехард) [24]. В большинстве регионов центр является самым крупным городом (исключения – Ингушетия, Вологодская и Кемеровская области, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий АО), часто – единственным крупным городом. Таким образом, большинство региональных центров можно отнести к «России-1» и противопоставлять остальной территории региона.

Из городских округов девяти регионов, которые мы исследовали в разделе 4, только Волжский и Магнитогорск превышают по численности населения 250 тыс. человек, но Н.В. Зубаревич, тем не менее, относит Магнитогорск к «России-2». В целом исследованная совокупность городов может быть вполне отнесена к «России-2». Остальные две группы очевидно относятся к «России-3».

Н.В. Зубаревич отмечает, что именно в крупных городах («Россия-1») концентрируется большая часть российских пользователей Интернета и российский средний класс, который хочет перемен. Жители «России-2» обладают серьезным протестным потенциалом, но он сосредоточен на теме работы и зарплаты, а к проблемам, волнующим средний класс, «Россия-2» вполне равнодушна. Протестный потенциал «России-3» минимален [9].

Как уже отмечалось выше, давно известно, что в сельской местности явка обычно выше, чем в городах. Это можно объяснять разными причинами: и структурой социальных связей, и тем, что городская жизнь более суетлива, а в сельской местности участие в выборах становится одним из немногих развлечений. Нельзя сбрасывать со счета и большую зависимость сельского электората (как и электората моногородов) от администрации, а также большие возможности на селе для манипуляций в условиях практически отсутствующего независимого контроля.

Интересно, что довольно часто явка в средних городах оказывалась ниже, чем в региональных центрах. Этот факт может быть связан с тем, что жители «России-2» более аполитичны и часто более протестно настроены, чем жители «России-1».

Что касается уровня выездного голосования, то также давно замечено, что он высокий (иногда запредельно высокий) в сельской местности. Объясняется это тем, что в ряде регионов есть большое число населенных пунктов с низкой транспортной доступностью, и участковые комиссии обслуживают избирателей из этих населенных пунктов с помощью выездного голосования. Это не соответствует положениям закона, но стало довольно прочной традицией. При этом большое число проголосовавших таким образом избирателей вызывает сомнения в силу ограниченных возможностей участковой комиссии обслужить на дому значительное число избирателей, однако реальный контроль за данной процедурой затруднен.

Среди девяти регионов, исследованных нами более детально, высокий уровень выездного голосования отмечается в Волгоградской и Тверской областях. Так, в Тверской области во всех кампаниях наблюдался неуклонный рост уровня выездного голосования в ряду «региональный центр – города – районы с городами – сельские районы». Наиболее высокий уровень его в сельских районах (29,2%) наблюдался на выборах в Законодательное Собрание 2005 г., из федеральных кампаний – на президентских выборах 2008 г. (23,8%). В Твери в этих же кампаниях уровень выездного голосования был на порядок ниже (соответственно 2,9% и 4,1%).

В Волгоградской области почти во всех кампаниях наблюдался неуклонный рост уровня выездного голосования в ряду «региональный центр – города – районы с городами – сельские районы» (исключение – региональные выборы 2014 г., когда в городской группе оно было ниже, чем в Волгограде). Максимума (26,5%) выездное голосование в сельских районах достигло на президентских выборах 2012 г.; в Волгограде в той же кампании оно составляло 9,7%.

Голосование по открепительным удостоверениям обычно было выше в региональном центре, чем на других территориях. Это понятно: в больших городах более мобильные избиратели, чаще случаются ситуации, когда избиратель оказывается относительно далеко от места официальной регистрации. По трем другим группам разница чаще всего была небольшая и разнонаправленная.

Голосование «против всех», недействительные бюллетени и унос бюллетеней можно отнести к способам протестного поведения. В первую очередь это касается голосования «против всех». Как уже отмечалось выше, уровень такого голосования обычно коррелировал с долей городского населения. Это соответствует и нашим данным: чуть более чем в половине случаев уровень голосования «против всех» неуклонно снижался в ряду «региональный центр – города – районы с городами – сельские районы».

С недействительными бюллетенями ситуация сложнее. Пока в бюллетенях была строка «против всех» (до 2006 г.), доля недействительных бюллетеней чаще была более высокой в сельской местности. Это, вероятно, было связано с более низким уровнем грамотности сельского электората (ошибки при заполнении бюллетеня), либо с их большим равнодушием к итогам голосования (главное – прийти и опустить бюллетень, а делать в нем отметку не обязательно).

С 2007 г. наблюдается другая картина. Доля недействительных бюллетеней чаще стала более высокой в городах (региональном центре или группе городских округов). Это значит, что главный вклад в уровень недействительного голосования стали вносить не ошибки избирателей, а их сознательное протестное поведение.

Унос бюллетеней обычно составляет ничтожную долю (0,1% и менее), а большие значения на отдельных участках чаще всего свидетельствуют об ошибках участковых комиссий. Тем не менее, и в отношении уноса видны закономерности, свидетельствующие о том, что он используется некоторой частью избирателей в качестве протеста. Достаточно часто его доля оказывается наиболее высокой в региональных центрах или средних городах.

В голосовании за кандидатов или партии также хорошо просматриваются социально-географические особенности. Если в 1995–1996 гг. «партия федеральной власти» имела большую поддержку в крупных городах, то с 1999 г. (голосование за блок «Медведь») устойчиво наблюдается обратная картина. Это видно по данным, приведенным в разделах 1 и 2 для всей России, а также по более детальному исследованию, описанному в разделе 4. Наиболее ярко данный эффект прослеживается в голосовании за «Единую Россию», уровень которого в большинстве исследованных случаев неуклонно рос в ряду «региональный центр – города – районы с городами – сельские районы». С голосованием за В.В. Путина и Д.А. Медведева немного сложнее. В частности, В.В. Путин довольно часто получал самый низкий результат не в региональном центре, а в средних городах.

Противоположную тенденцию показывает голосование за либеральные и некоторые другие (в основном левоцентристские) партии – «Справедливую Россию», «Родину», РЭП «Зеленые» и др. У этих партий обычно наилучшие результаты голосования в региональных центрах, меньше – в средних городах и еще меньше – в сельских районах.

Наиболее интересна география голосования за КПРФ и ЛДПР. В 1990-х гг. эти партии опирались на региональную периферию. В первой половине 2000-х гг. произошла инверсия, и у обеих партий результаты в региональных центрах стали выше, чем в среднем по региону. У КПРФ эта тенденция сохранилась, а у ЛДПР в последние годы заметно обратное движение. При этом обе партии достаточно часто получают в средних городах лучшие результаты по сравнению как с региональным центром, так и с сельскими районами.

Особым феноменом стало голосование за П.Н. Грудинина в 2018 г. Как видно из таблицы 1, он чаще получал в региональном центре лучшие результаты, чем в среднем по региону. Однако по девяти более детально исследованным регионам мы видим, что ни в одном случае его результат в региональном центре не был наибольшим по сравнению с тремя другими группами, но только в двух (Волгоградская и Оренбургская области) он был наименьшим. В четырех регионах (Алтайский край, Амурская, Новосибирская и Тверская области) в голосовании за П.Н. Грудинина лидировала группа городов, в трех (Архангельская, Оренбургская и Челябинская области) – группа районов с городами, в двух (Ставропольский край, Волгоградская область) – группа сельских районов.

Интересным оказалось и то, что в голосовании за некоторые партии-аутсайдеры также заметны географические закономерности, несмотря на то, что их результаты обычно не превышали уровня «шума». Чаще всего это касалось партий с идеологическим брендом. В частности, не может удивлять сельская ориентация электората Аграрной партии России. Интереснее случаи Концептуальной партии «Единение» и Партии Мира и Единства. Есть основания предполагать, что менее грамотные избиратели периферии путали эти партии с «Единой Россией», тем более что партия «Единение» занимала в бюллетене первый номер. Менее понятна сельская ориентация у патриотической Народно-республиканской партии России и особенно у относившейся к либеральному крылу Российской конституционно-демократической партии.

Различия в уровне голосования за те или иные партии или их кандидатов могут объясняться разнообразными причинами. Наиболее классическое объяснение связано с тем, что разные партии защищают интересы разных групп населения. Однако, по нашему мнению, такое объяснение приемлемо только в отношении некоторых партий (да и то в совокупности с иными факторами) – Аграрной партии России, а также либеральных партий, отстаивающих в основном интересы среднего класса, который сосредоточен в крупных городах.

В условиях доминирования одной партии основным размежеванием становится противостояние «партии власти» и протестно настроенной общественности [11] (ярким примером которого стала кампания 2011 г. «Голосуй за любую другую партию»). И если, как показала Н.В. Зубаревич, протестные настроения наиболее сильны в «России-1», но протестный потенциал есть и у «России-2», то не удивительны более низкие результаты «Единой России» и ее представителей в крупных и средних городах. При этом в крупных городах оппозиционный электорат голосует за разные партии, включая левоцентристов и либералов, а в средних городах протест в большей степени сосредоточен на голосовании за КПРФ и ЛДПР (а также за партии, выступающие от имени пенсионеров).

Однако нельзя сбрасывать со счета и другие факторы, которые в основном приводят к тем же результатам. Жители крупных городов обычно лучше информированы (в том числе через Интернет), они более самостоятельны в своих политических взглядах и решениях. Жители сельской глубинки не только менее информированы, но часто также зависимы от администрации и не всегда могут свободно выражать свою волю на выборах. К этим же факторам относится и большая уязвимость голосования в малых городах и сельских поселениях в отношении фальсификаций, поскольку там обычно нет надлежащего контроля.

В заключение остается отметить, что ориентация «партии власти» на менее информированный и экономически менее самостоятельный электорат сельской периферии вызывает сомнения в ее способности обеспечить прогрессивное развитие страны.

Поступила в редакцию 10.05.2018.

---

Список литературы

1. Ахременко А.С. Голосование «против всех» на российском региональном фоне. – Вестник Московского университета. Сер. 12, Политические науки. 2001. № 5. С. 97–111.
2. Ахременко А.С. Электоральное участие и абсентеизм в российских регионах: закономерности и тенденции. – Вестник Московского университета. Сер. 12, Политические науки. 2005. № 3. С. 95–113.
3. Бузин А.Ю., Вахштайн В.С., Кынев А.В., Любарев А.Е., Нисневич Ю.А., Савинцева М.И. Федеральные, региональные и местные выборы в России 4 декабря 2011 года. Аналитический доклад. М.: ГОЛОС, 2011. 276 с.
4. Выборы в органы государственной власти субъектов Российской Федерации. 1997–2000. Электоральная статистика. Т. 2. М.: Весь Мир, 2001. 768 с.
5. Выборы в России 13 марта 2011 года: аналитический доклад / Под ред. А.Е. Любарева. М.: ГОЛОС, 2011. 276 с.
6. Выборы в Российской Федерации. 1993–2003. Электоральная статистика. Компакт-диск. М.: Меркатор, 2003.
7. Выборы глав исполнительной власти субъектов Российской Федерации. 1995–97: Электоральная статистика. М.: Весь Мир, 1997. 704 с.
8. Выборы, референдумы и иные формы прямого волеизъявления. – Сайт ЦИК России. Доступ: http://www.vybory.izbirkom.ru/region/izbirkom (проверено 10.05.2018).
9. Зубаревич Н.В. Современная Россия: география с арифметикой. – Отечественные записки. 2012. № 1 (46). С. 55–64.
10. Колосов В.А., Туровский Р.Ф. Электоральная карта современной России: генезис, структура и эволюция. – ПОЛИС. 1996. № 4. С. 33–46.
11. Коргунюк Ю.Г., Ахременко А.С. Трансформация структуры электоральных размежеваний в постсоветской России и изменение роли идеологической мотивации в поведении избирателей. – Партийная организация и партийная конкуренция в «недодемократических» режимах. Под ред. Ю.Г. Коргунюка, Е.Ю. Мелешкиной, О.Б. Подвинцева и Я.Ю. Шашковой. М.: РАПН; РОССПЭН, 2012. С. 188–217.
12. Кынев А.В. Выборы парламентов российских регионов 2003–2009: Первый цикл внедрения пропорциональной избирательной системы. М.: Центр «Панорама», 2009. 516 с.
13. Кынев А.В., Любарев А.Е. Партии и выборы в современной России: Эволюция и деволюция. М.: Фонд «Либеральная миссия»; Новое литературное обозрение, 2011. 792 с.
14. Кынев А., Любарев А., Максимов А. Как выбирала Россия – 2016. Результаты мониторинга избирательного процесса. М.: Фонд «Либеральная миссия», 2017. 1142 с.
15. Кынев А., Любарев А., Максимов А. На подступах к федеральным выборам – 2016: региональные и местные выборы 13 сентября 2015 года. М.: Фонд «Либеральная миссия», 2015. 565 с.
16. Кынев А., Любарев А., Максимов А. Региональные и местные выборы 8 сентября 2013 года: тенденции, проблемы и технологии. М.: Фонд «Либеральная миссия», 2014. 312 с.
17. Кынев А. Метаморфозы электоральной географии России в 2007–2008 гг. и их причины. – Российское электоральное обозрение. 2008. № 1. С. 4–22.
18. Любарев А.Е. Активность избирателей на федеральных, региональных и муниципальных выборах в Российской Федерации. – Социодинамика. 2013. № 8. С.138–209.
19. Любарев А. Итоги мониторинга избирательных кампаний 2012–2017 годов. – Сайт Комитета гражданских инициатив, 11.01.2018. Доступ: https://komitetgi.ru/analytics/3591/ (проверено 10.05.2018).
20. Мониторинг региональных избирательных кампаний 11 марта 2007 года. Бюллетень Национального центра демократических процедур, выпуск № 3, май 2007. 232 с.
21. Мониторинг региональных избирательных кампаний 8 октября 2006 года. Бюллетень Национального центра демократических процедур, выпуск № 1, декабрь 2006. 156 с.
22. Петров Н., Титков А. Региональное измерение выборов. – Россия в избирательном цикле 1999–2000 годов. М., 2000. С. 231–256.
23. Туровский Р.Ф. Концептуальная электоральная карта постсоветской России. – Полития. 2005. № 4(39). С. 161–202.
24. Численность населения Российской Федерации по муниципальным образованиям. – Сайт Росстата. Доступ: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/afc8ea004d56a39ab251f2bafc3a6fce (проверено 10.05.2018).