Стабильность и динамика региональных партийных систем в России (по материалам выборов в законодательные собрания в 2017 году)

Шпагин С.А.

Аннотация

Статья посвящена оценке общих масштабов динамики региональных партийных систем в современной России. Для решения поставленной задачи в работе проводится исследование статистических данных о результатах выборов в законодательные органы власти субъектов Российской Федерации в 2017 году с использованием модифицированного индекса электоральной волатильности. Традиционная методика расчета этого показателя, разработанная М. Педерсеном, ориентировалась только на динамику стабильных демократий и строилась на подсчете изменений уровня электоральной поддержки партий. Материалы исследования демонстрируют необходимость детального учета не только колебаний в поддержке партий избирателями, но и структурных изменений в партийной системе, происходящих в период между выборами в представительные органы власти. Для этого предлагается дополнить расчет электоральной волатильности вычислением индекса межэлекторальной волатильности и суммарного показателя общей волатильности по методу Э. Пауэлл и Дж. Такера. Такая методика позволяет эффективно оценить масштабы перемен в партийных системах российских регионов на современном этапе и стратифицировать их по уровню устойчивости. А деление индекса на электоральную и межэлекторальную части дает возможность сделать первичные выводы о структуре происходящих в них изменений.

---

Анализ изменений, происходящих в партийной системе страны, является неотъемлемой составной частью теоретических и прикладных политических исследований. Наряду с изменениями, которые происходят в масштабах страны в целом, существенные перемены наблюдаются и на региональном уровне партийной системы. Особенно существенное значение они имеют в федеративных государствах, где разнообразие местных проблем достаточно велико, конфигурации политических сил в регионах не одинаковы, а региональные власти обладают значительными полномочиями. Поэтому внимание политологов привлекают к себе не только федеральные, но и региональные, и муниципальные выборы, по итогам которых можно судить о состоянии и тенденциях развития партийных систем в регионах.

В то же время индикативное значение различных выборов для оценки партийной системы не одинаково. Выборы единоличных органов власти – губернаторов и мэров – носят ярко выраженный персонифицированный характер. Индивидуальные качества претендентов, их персональная известность и эффективность, способность заручиться поддержкой федеральных властей и местных элит могут перевешивать значимость партийной принадлежности. Зато выборы в представительные органы власти, особенно региональные, служат важным показателем политической стабильности и уровня развития партийной системы.

С этой точки зрения выборы в законодательные органы власти субъектов Российской Федерации, состоявшиеся 10 сентября 2017 года, дают интересный материал для анализа. Хотя прошли они только в шести субъектах федерации (Республике Северная Осетия – Алания, Удмуртской Республике, Краснодарском крае и трех областях – Пензенской, Саратовской и Сахалинской), их результаты позволяют сделать выводы о различиях в партийной жизни этих регионов, её специфике по сравнению с федеральной партийной системой, масштабах происходящих в ней перемен.

Для анализа региональных выборов и партийных систем, как правило, применяется ряд количественных показателей. Среди них – активность выдвижения партиями кандидатов и списков, уровень их поддержки избирателями на выборах, количество фракций в избранном органе власти, доля голосов и мест крупнейшей партии, а также эффективные числа электоральных и парламентских партий [4: 92]. Кроме того, для количественной оценки масштабов изменений в партийной системе применяется индекс электоральной волатильности М. Педерсена. Он исчисляется путем деления на два абсолютной величины суммы изменений процента голосов, набранных партиями, по сравнению с прошлыми выборами [2: 9]. Данный индекс позволяет измерить степень устойчивости электоральных предпочтений избирателей в отношении всей совокупности партий, участвующих в выборах. По расчетам М. Педерсена за 1944 – 1977 годы средний показатель волатильности для стран Западной Европы был равен 8,1 (как в Норвегии). Причем в остальных странах эта величина не превышала 11 и только во Франции из-за послевоенного кризиса составила 16,8 [2: 12 – 14].

Однако к этому показателю в настоящее время предъявляются обоснованные претензии: индекс электоральной волатильности фиксирует общую динамику поддержки лишь тех относительно стабильных партий, которые участвуют, как минимум, в двух выборах подряд. Вновь образованные, реорганизованные и исчезнувшие к следующим выборам политические организации оказываются за рамками внимания [5: 112]. Если в политически стабильных обществах этот фактор не имеет решающего значения, то в новых и трансформирующихся политических системах он очень существенно корректирует итоговую оценку стабильности партийной системы.

Для исправления ситуации американские исследователи Э. Пауэлл и Дж. Такер предложили уточнить индекс Педерсена, дополнив его индексом межэлекторальной волатильности. Этот дополняющий показатель призван учесть изменения количественного состава партийной системы в период между выборами. Он вычисляется путем деления на два суммы процентов голосов партий, однократно участвующих в текущих или предыдущих выборах [3]. Таким образом, общая волатильность партийной системы вычисляется путем сложения показателей её электоральной и межэлекторальной волатильности.

Другую корректировку индекса волатильности осуществил С. Эрссон. Он предложил считать ситуации реорганизации уже существующих партий (создание предвыборного блока, ребрендинг, слияние или раскол) проявлениями электоральной волатильности, а образование или окончательную ликвидацию партий – случаями межэлекторальной волатильности (Эрссон называет ее «замещающей»). Поэтому для расчета электоральной волатильности предлагается сравнивать результаты партий до и после блокирования/слияния/раскола, и в расчет индекса включать абсолютную величину разности этих результатов. А результаты однократного участия в выборах принципиально новых или ликвидированных позже партий следует учитывать в части замещающей волатильности [1: 5]. Таким образом, расчет волатильности партийной системы требует анализа преемственности или разрыва в эволюции партийного ландшафта.

Попытаемся выяснить эффективность этих исследовательских инструментов на основе данных ЦИК РФ о выборах в региональные органы законодательной власти в 2017 году [6]. Прежде всего, обратим внимание на преемственность между отдельными партиями. В частности, преобразование в 2016 году партии «Правое дело» в «Партию Роста» хоть и сопровождалось сменой руководства, но не повлияло на её идентификацию в качестве лояльной праволиберальной оппозиции. Такая интерпретация позволяет рассматривать эти организации как одну, повторно участвующую в региональных парламентских выборах 2012 и 2017 годов.

В состоявшихся в 2017 году региональных парламентских выборах приняло участие совсем немного партий. Более того, их количество заметно сократилось по сравнению с выборами 2012 года. Несмотря на то, что число партий и их региональных отделений, имеющих право участвовать в выборах, за 5 лет выросло в 2 – 3 раза, а в Пензенской области – почти в 4 раза, свои списки кандидатов выдвинуло значительно меньшее количество партий. А зарегистрированных списков оказалось еще меньше – от 5 в Краснодарском крае до 10 в Пензенской и Сахалинской областях. Причем и этот максимум оказался ниже минимального значения 2012 года [7: 15 – 16]. В 2012 году 23 партии выдвинули и смогли зарегистрировать в общей сложности 79 списков кандидатов. В 2017 году 16 партий сумели довести до голосования только 45 списков, причем половина из них ограничилась только одной избирательной кампанией (см. таблицу 1).

При этом списочный состав партий-участниц за два электоральных цикла ощутимо изменился. Стабильными и повсеместными участницами региональных избирательных кампаний были только парламентские партии. Среди непарламентских партий лидируют «Коммунисты России» (9 кампаний), за ними следуют «Патриоты России» (8 кампаний). По 6 кампаний на счету ДПР, «Зеленых» и «Яблока», однако почти все они приходятся на 2012 год. Только 7 непарламентских партий участвовали в выборах повторно, и только две – «Коммунисты России» и «Патриоты России» – более чем в одном регионе.

Для оценки волатильности региональных партийных систем особенно интересны данные о стабильности участия партий в выборах (см. таблицу 2). Везде, кроме Сахалинской области, количество партий, участвовавших в двух избирательных кампаниях подряд, гораздо меньше общего количества участников избирательного процесса. А это означает, что исчисление волатильности по формуле М. Педерсена неминуемо должно привести к существенной потере точности.

Если обратиться к парламентскому уровню функционирования партийной системы, то формально количество партий в составе половины вновь избранных представительных органов возросло. Однако масштабы их представительства не стоит преувеличивать. Господство «Единой России» везде сохранилось, зато присутствие большинства иных партий сведено к минимуму. В законодательное собрание Краснодарского края «Справедливая Россия» и «Партия Роста» провели только по одному депутату (причем последняя – по одномандатному округу), в законодательном собрании Пензенской области – столько же у ЛДПР и «Справедливой России», а фракция КПРФ насчитывает двоих депутатов.

Динамика электоральной поддержки партий на выборах 2017 года по сравнению с 2012 годом детализирована в таблице 3. По закону больших чисел самыми значительными были изменения результатов «Единой России». Наиболее заметный прирост голосов «партия власти» получила в республиках, особенно в Северной Осетии, где отобрала значительную часть голосов у «Патриотов России». Свой вклад в волатильность результатов «единороссов» внесло и ощутимое снижение уровня их поддержки в Саратовской области.

На втором месте по уровню неустойчивости поддержки избирателей оказалась ЛДПР, которая почти повсеместно укрепила свои позиции. Особенно серьезный рост показателей у нее в Краснодарском крае, Саратовской и Сахалинской областях. Далее следует партия «За женщин России», участвовавшая только в одной избирательной кампании – выборах в Сахалинскую областную думу. Зато здесь она показала достойный результат (что, однако, не позволило попасть в состав депутатского корпуса). Судя по подчеркнутой лояльности партии к действующей власти и социальной направленности её программы, ей могла достаться часть голосов, ранее отданных за «Единую Россию» и «Справедливую Россию».

Следующими по среднему уровню волатильности поддержки оказались «Патриоты России» – в основном из-за чувствительных потерь в Северной Осетии и неучастия в выборах в Удмуртии, где в 2012 году партия получила 4,6% голосов. Лишь на 5-м месте – КПРФ, голосование за которую было намного ровнее. За коммунистов проголосовало заметно больше избирателей в Саратовской области, но в обеих республиках и на Сахалине партия понесла небольшие потери. Интересно, что везде, где уровень поддержки коммунистов снизился, наблюдается корреляция этих потерь с результатами вновь созданной партии «Родина», не участвовавшей в избирательных кампаниях 2012 года. Хотя создатели «Родины» подчеркивают её преемственность с организацией, вошедшей в 2006 году в состав «Справедливой России», какой-либо связи между результатами этих партий на последних выборах не прослеживается.

В региональном измерении главный вывод заключается в том, что региональные партийные системы входят в фазу стабилизации. Практически во всех регионах показатель электоральной волатильности снизился по сравнению с прошлыми выборами. Исключение составили только Сахалинская область, где он лишь немного вырос, и Удмуртская Республика, где его значение почти не изменилось.

Наименее устойчивой оказалась партийная система в Северной Осетии (см. таблицу 4). Причем основная доля изменений приходится на электоральную волатильность. Наибольший вклад в эту неустойчивость внесла потеря значительной части голосов «Патриотами России» и их приобретение «партией власти». Доминирование «Единой России» в регионе усилилось, однако партийная система здесь сохранила признаки своеобразия: «Патриоты России» удержались на позиции второй партии, «Справедливая Россия» прочно заняла третье место, оттеснив КПРФ, а ЛДПР снова осталась за бортом регионального парламента. Хотя количество партий, участвующих в выборах, за 5 лет в республике сократилось вдвое, уровень межэлекторальной волатильности оказался невысоким: все выпавшие из избирательного процесса партии не пользовались значительной поддержкой. Этот уровень был бы еще ниже, если бы не участие партии «Родина» в кампании 2017 года. Можно предположить, что участие «Родины» в региональных выборах приведет к дальнейшим потерям голосов КПРФ и «Патриотами России». В любом случае, на настоящий момент можно говорить о том, что в Северной Осетии процесс формирования партийной системы еще далек от своего завершения.

Хотя по уровню электоральной неустойчивости Сахалинская область уступает Саратовской, но благодаря самому высокому показателю межэлекторальной волатильности общий масштаб изменений в её партийной системе оказывается выше. Кроме уже названного результата партии «За женщин России», свой вклад в повышение этих показателей на Сахалине внесли и участие в выборах 2017 года «Коммунистов России», и неучастие в них «Партии Роста». Небольшое своеобразие в партийную систему этого региона вносят трехпартийный состав областной думы и самая большая доля депутатов-самовыдвиженцев – 10,7%. Что же касается Саратовской области, то уход сразу восьми малых партий и возвращение «Яблока» почти не отразились на расстановке сил в регионе – в отличие от укрепления позиций КПРФ и ЛДПР. В результате именно здесь был зафиксирован самый низкий уровень межэлекторальной волатильности – 2,14%.

Наименьшее значение индекса Педерсена и общей волатильности партийной системы показывает Пензенская область. Судя по всему, там достигнут некий максимум политической стабильности: активность партийной жизни крайне низка, гегемония «Единой России» никем не оспаривается, присутствие парламентских партий в законодательном собрании носит символический характер, а непарламентские партии вовсе незаметны. Сходная ситуация наблюдается и в Краснодарском крае, где не только представительство, но и участие непарламентских партий в выборах сведено к минимуму.

Наконец, случай Удмуртии можно рассматривать как медианный для всей группы изучаемых регионов. Здесь проявили себя почти все тенденции электорального цикла, но в слегка смягченной форме. Отсев выдвинутых партийных списков здесь был относительно высоким – 33%, но не настолько, как в Северной Осетии и Краснодарском крае. Результат «Единой России» вырос – но не на 15%, как в другой республике, и был достаточно высоким, но не таким большим, как в Пензенской области. Доля голосов, отданных за непарламентские партии, заметно сократилась – но не в 10 раз, как на Кубани. Количество и партийный состав фракций в республиканском Государственном Совете не изменился и полностью соответствует структуре Государственной Думы. А показатель общей волатильности почти не отличается от среднего по группе регионов.

Таким образом, из шести субъектов федерации, где в 2017 году прошли региональные парламентские выборы, в двух – Краснодарском крае и Пензенской области – партийные системы могут быть отнесены к числу высокостабильных. Высокие входные барьеры позволяют элитам этих регионов достичь полной электоральной управляемости. Ситуация в Удмуртской Республике и Саратовской области лишь чуть менее контролируема. Относительно высокая общая волатильность характерна для партийных систем в Северной Осетии и – с определенными оговорками – Сахалинской области. В первом случае она определяется только результатами ведущих игроков, во втором свой вклад вносят еще и малые партии.

Применение индекса общей волатильности позволяет лучше оценить масштаб изменений, происходящих в партийной системе страны или региона. В этом отношении наиболее характерен пример Сахалинской области, где подсчет результатов партий, однократно участвующих в выборах, привел к удвоению уровня волатильности. Кроме того, деление индекса на электоральную и межэлекторальную части дает возможность сделать первичные выводы о структуре этих изменений. Уровень электоральной волатильности указывает на колебания поддержки партий избирателями и элитами, т.е. на динамику спроса на политическом рынке. Значение межэлекторальной волатильности позволяет хотя бы приблизительно оценить краткосрочную динамику политического предложения.

Поступила в редакцию 04.03.2018, в окончательном виде 02.04.2018.

---

Список литературы

1. Ersson S. Electoral volatility in Europe: Assessments and potential explanations for estimate differences. Paper to be presented to the 2012 Elections, Public Opinion and Parties (EPOP) Conference Oxford University, September 7 - 9, 2012. 41 р.
2. Pedersen M.N. The Dynamics of European Party Systems: Changing Patterns of Electoral Volatility. – European Journal of Political Research. 1979. V. 7. No. 1. P. 1–26.
3. Powell E., Tucker J.A. Revisiting Electoral Volatility in Post-Communist Countries: New Data, New Results, and New Approaches. – British Journal of Political Science. 2014. No. 44(1). P. 123–147.
4. Партийная реформа и контрреформа 2012 – 2014 годов: предпосылки, предварительные итоги, тенденции / под ред. Н.А. Борисова, Ю.Г. Коргунюка, А.Е. Любарева, Г.М. Михалевой. М.: Товарищество научных изданий «КМК», 2015. 204 с.
5. Туровский Р.Ф. Электоральное пространство России: от навязанной национализации к новой регионализации? – Полития. 2012. №3 (66). С.100–120.
6. Центральная избирательная комиссия Российской Федерации. Официальный сайт. Доступ: http://www.vybory.izbirkom.ru/region/izbirkom (проверено 25.11.2017). - http://www.vybory.izbirkom.ru/region/izbirkom
7. Шпагин С.А. Парламентские выборы 2017 года в субъектах Российской Федерации и региональные партийные системы. – Выборы: теория и практика. 2017. №4(44). С.15–20.